— Ну, доктор! — сказала Зоя. — Неужели вы не снизойдете до нашего уровня?
— Гм, — сомневаясь, проговорил Карачаров.
— А чемпион Федерации, — сказала Инна, улыбнувшись Еремееву, — поделится мыслями о спорте…
— А вы — о театре… — подхватил Петров.
— С радостью. А вы сами?
— Ну, я, — сказал Петров. — Я, право, и не знаю. Кажется в жизни не случалось ничего интересного. Хотя… подумаю.
— И еще, — сказал Еремеев нерешительно, он всегда стеснялся говорить публично. — Мы ведь можем не только разговаривать, но и играть. Хотя бы раз или два в неделю. У нас тут прекрасный зал, можно организовать соревнования — пусть и не на уровне мастеров, но ведь, как говорится, главное — не побеждать, а участвовать!
— Браво! — сказал Нарев. Мила повернулась и поцеловала мужа в щеку.
— Ну, — сказал Истомину совсем успокоившийся капитан, — пожалуй, ваш взгляд в будущее был все же чересчур мрачен, а? И потом, не обижайтесь, пожалуйста, но такого рычага на корабле нет. Не знаю, где вы его видели.
— Не помню, — пробормотал Истомин: он терялся, столкнувшись с критикой, исходившей от читателей. — Мне просто так подумалось… — Он смущенно улыбнулся. — Писатели вообще не пророки. Скорее интерпретаторы.
Капитан кивнул. Ему становилось все радостнее: опасения канули, растворились в оптимизме, который, как вода перед плотиной, все прибывал, все поднимался…
— А администратор! — сказал Петров. — Сколько он сможет рассказать, какие идеи придут ему в голову — дайте только встать на ноги!
— Доктор, — спросил Нарев в наступившей тишине. — Он поправляется?
— Да.
— Он поправляется?
— Да.
Врачи обычно говорят «да». До поры до времени.
Снова наступила тишина, наверное, пора было расходиться и заниматься своими делами. Но никто не двинулся — и тогда Нарев спросил своим резким, неприятным голосом, на этот раз не приглушая его, как он делал обычно:
— Капитан, у нас что же — нет никакой, совершенно никакой надежды вернуться? Даже одного шанса — из ста, из тысячи, пусть из миллиона?
— Тут нужен специалист по теории вероятности, — ответил Устюг, подумав. — Но полагаю, что вероятность окончательно исчезнет лишь вместе с жизнью.
Вот и все. И понимай, как хочешь…
— Нет, молодцы, молодцы, — повторил инженер Рудик, выгружая из выходной камеры синтезатора несколько металлических деталей, заказанных физиком.
Вместо ответа капитан сказал:
— Но никто из них так и не заикнулся о Земле, о том, что на ней осталось. Словно бы ее и не существовало.
— По-твоему, это плохо?
— Не знаю. Нет Земли — значит нет прошлого. Они согласны думать о ней лишь в будущем времени. Как бы лишились памяти. Но если человек помнит и не хочет говорить — значит он с прошлым не справляется. Не он командует минувшим, а наоборот. Значит, прошлое сидит в нем, как заноза. И будет нарывать. Мне было бы куда спокойнее, если бы они говорили о Земле. С грустью, конечно, но спокойно. Вот как мы с тобой.
— А мы разве говорим?
Капитан невольно улыбнулся.
— Ну, нам не до того. Ты осмотрел батареи как следует?
— Еще нет, Нарев — стоящий мужик, правда?
— Наверное. Хотя… жаль, что администратор лежит.
— Ничего. Встанет.
— Надо надеяться, — сказал капитан. — Хотя — все может быть. Он не согнется, но может сломаться.
— Регенерация идет медленно. Все-таки помешали эти переходы: такие ужасные вибрации. Усилим стимуляцию, тогда пойдет быстрее. И будем дежурить. Вам не надоело?
— Что вы, доктор, мне это очень нужно. Иначе я все время чего-то боюсь… А вы?
Зоя кивнула.
— Мне страшно. Как и всем. Сейчас нельзя оставаться в одиночестве. Надо что-то делать, о ком-то заботиться. Мы всегда должны о ком-то заботиться…
Вера на миг прижалась щекой к ее ладони. Зоя погладила девушку по плечу.
— Ну, до завтра.
— До свидания, доктор.
Вера осталась одна. Кажется, она вздремнула. Разбудил ее голос.
— Сестра… — тихо звал администратор. — Сестра…
Вера вздрогнула, стряхивая дремоту.
— Что со мной? Я болен?
Голос доносился из-под прозрачного купола, был слаб и дрожал — или переговорное устройство так искажало его?
— Лежите спокойно.
— Где я?
— Это госпиталь.
— Значит, на Земле?
Вера не ответила.
— Сестра, вы меня слышите?
— Вам нельзя так много говорить.
— Мы на Земле?
— Выпейте, пожалуйста.
— Сначала ответьте. И что у меня с рукой? И с ногой? Я их не вижу. Щекотно…
— Ничего не скажу, пока не примете лекарство.
— Значит, не на Земле… — пробормотал администратор. — Мне показалось, что это луна. А это свет блестит.
— Вам мешает?
— Пусть горит… Я давно не видел луны, сестра. Мечтал, как в свободные минуты буду гулять в лунном свете… Фу, какая горечь.
— Ничего. Это полезно.
— Я вспомнил: вы не сестра. Вы Вера.
— Да.
— Мне еще долго лежать?
— Если будете спокойны, то встанете быстрее.
— А может быть… не на что будет встать?
— Встанете. А сейчас спите.
— Вера… Дайте руку.
— Зачем?
— Я так скорее усну. Мне почему-то страшно.
— Значит, идет на лад. Когда человеку плохо, ему не страшно. — Вера, поколебавшись, нажала кнопку — купол поднялся, теплый, насыщенный кислородом воздух заполнил каюту. Она положила горячую ладошку на его запястье, ей пришлось перегнуться — ближняя к ней рука была еще слишком хрупка. — Вот. Спите.