— Он полностью восстановился, — добавила Вторая Глубина. — Его не уничтожить ментальным импульсом.
— Не уничтожить, но можно повредить, — возразила Найя Акра.
— Ты хочешь сказать, что этот глупец Зенд Уна нарушил стабильность его разума?
— В некоторой степени, — подтвердила жрица-психолог. — Палустар — мощное средство… разрыв нейронных связей неизбежен. Вопрос в том, столько их уничтожено и в каких отделах мозга.
— Этого еще не хватало! — Четвертый Вечерний ссутулился, сразу став меньше ростом.
— Я же говорю, Зенд Уна — глупец!
— А что еще он мог сделать? — вступил в дискуссию Третий Пилот.
«Похоже, в нашем крысятнике переполох, — беззвучно резюмировал командор. — Малыш, ты понимаешь, что происходит?»
«Не очень, дед. Вероятно, этот Курс — не человек… не совсем человек… И они его боятся».
«Робот?»
«Исключено. Такой уровень интеллекта не позволяет убивать».
Найя Акра убрала парализатор, спрятав его в рукаве.
— Во имя Йездана, хватит пустой болтовни! Пусть станция поищет Курса и доложит, когда удастся его найти, а мы займемся неотложными делами. Сначала — долг перед мертвыми, затем — сообщение по дальней связи… — Она повернулась к Тревельяну: — Тебе, мшак, не обязательно присутствовать на погребальной церемонии — я даже уверена, что ты там лишний. И подозрений с тебя я не снимаю.
— Мне нужен доступ к дальней связи, — произнес Тревельян.
— В этом мы не можем ему отказать, — кивнул Вечерний. — Его право. Мы и земляне владеем станцией совместно.
После недолгих колебаний жрица согласилась.
— Хорошо, ты можешь появиться в централи и отправить свое сообщение. Но сначала я с ним ознакомлюсь.
— Ты умеешь читать земную лингву?
— Мозг переведет, — небрежно бросила жрица и направилась к выходу. За ней потянулись остальные. Иутин опять шел последним и опять, проходя мимо Тревельяна, шепнул:
— Иди в мою лабораторию. Я буду там, когда закончится обряд.
Комната опустела, сделавшись сразу слишком большой для скромного кабинета лингвиста. В отличие от жилых отсеков, здесь имелась только одна арка, отделявшая закуток с удобствами. Тревельян направился туда, включил сканер в наголовном обруче, проверил стены, пол, потолок и днище пустого круглого бассейна. Затем повторил эту операцию в лаборатории, но без успеха — тайников тут явно не было. Убедившись в этом, он принялся за коробки и книги в стенных нишах.
«Что ты ищешь?» — спросил призрачный Советник.
«Гипноглиф и ментальный излучатель, тот, что они называют палустаром. Обе эти штучки Зенд Уна взял с собой, но я их не нахожу».
«Он мог оставить их в своем жилом отсеке».
«Нет. Излучатель он наверняка держал под рукой. Для него это не просто оружие — символ статуса и власти… Уверен, палустар был при нем, а где палустар, там и гипноглиф».
Для него это не просто оружие — символ статуса и власти… Уверен, палустар был при нем, а где палустар, там и гипноглиф».
«К чему они тебе?»
«Гипноглиф слишком опасная вещь, чтобы оставлять его в чужих руках. А палустар… Неплохое оружие, если придется встретить Курса. В коже я с ним не справлюсь».
«Есть другое средство», — напомнил дед.
Было средство, было, но на самый крайний случай, и прибегать к нему до срока Тревельян не хотел. Обшарив ниши, он остановился в центре комнаты, у голопроектора и терминала. Очевидно, кни’лина не пользовались личными компьютерами, работая напрямую с Мозгом — во всяком случае, ни в одной лаборатории он не видел подобных вспомогательных устройств. Команды подавались голосом и жестами, контактных шлемов Ивар тоже не заметил, что было вполне понятным — для ментальной связи нужны изрядное мастерство и кое-какие таланты. Впрочем, у Второй Глубины шлем наверняка имелся, как и опыт обращения с ним — стереть данные в памяти станции удалось бы только в режиме прямого мысленного контакта.
Подумав об этом, он ощутил нехорошее предчувствие, опустился на подушку перед терминалом и вызвал информационный массив, где хранились материалы экспедиции и где, запечатанный двойным паролем, лежал еще не просмотренный отчет первого генетика. Связавшись с компьютером в своем отсеке, Тревельян переслал нужные коды, и устье порта раскрылось перед ним. Увы! Секретов он не обнаружил, как не нашел гипноглифа и палустара: за раскрытыми вратами царила пустота. Ничего! Там не было ровным счетом ничего!
— Станция! — позвал он.
— Слушаю, ньюри Тревельян.
— Где сведения о работах Второй Глубины?
— Она переписала информацию на кристалл и стерла исходные массивы.
— Когда?
— В четыре восемнадцать ночи. Хотите знать время с точностью до секунд?
«Опередила!» — подумал Тревельян и чертыхнулся.
— Нет, жестянка. Этого достаточно.
«Выходит, она ушла часа в четыре, когда ты дрых без задних ног, — заметил командор. — Прихватила твой ножик, отправилась к себе, внесла изменения в память, а заодно изъяла свои данные. Потом явилась на дежурство к дверям лингвиста… Словом, объегорила тебя, придурок! Не помню таких лопоухих ослов в моем потомстве! Владыкой Пустоты клянусь, не помню!»
Тревельян скривился и нехотя кивнул головой. Упреки деда были справедливы — ни гипноглифа, ни палустара, ни загадочных отчетов! Плюс четверо покойников, и подозрение — на нем! Если бы не Иутин, все бы вышло плохо, недостойно и нелепо — в лучшем случае, кончилось бы дракой и бегством, а в худшем валялся бы он сейчас парализованным в этом отсеке и с грустью смотрел в потолок.