— Первое. Координатор землян обладает особым паролем, подтверждающим его полномочия, а вами, ньюри Тревельян, такой пароль не введен. Второе. Координатору землян известен фрагмент кода, запускающего биоизлучатель. Вы можете сообщить мне два этих шифра?
Крыть было нечем, и, помянув недобрым словом свое начальство в Фонде, Ивар пробормотал:
— Что и когда тебе сообщать, я решу сам, в нужное время. Скажи-ка, криогенный придурок, кто тебя программировал?
— Ньюри Кайтам из научного отдела Хорады.
— Значит, кни’лина, а не наш специалист… Это заметно!
Сделав крохотную паузу, Мозг спросил:
— Следует ли понимать ваши слова как недоверие к квалификации персоны, производившей начальную настройку и формирование банков данных?
— На мой взгляд, эта персона была пристрастна и ограничила права землян. Я доложу об этом руководству ФРИК. Вполне возможно, придется тебя перепрограммировать.
Это был явный шантаж, но Мозг не поддался.
— Если ваша последняя реплика связана с отказом в выдаче информации, предлагается элементарный выход: запросите разрешение у координатора Первого Лезвия.
— Ну, так и быть, — сказал Тревельян, поморщившись. — Соедини меня с ним.
— В данный момент это невозможно, — сообщил искусственный разум. Был ли в его голосе мстительный оттенок, или это только почудилось Ивару?
— Невозможно? Почему? — спросил он.
— Ньюри Первое Лезвие пьет тецамни и просматривает доставленные с Сайката записи. Велел его не беспокоить.
Тецамни являлся аналогом земного чая, безумно горьким по мнению Ивара, но кни’лина этот напиток бодрил. Вероятно, труды Первого Лезвия были в самом разгаре. Прошептав проклятие, Тревельян поинтересовался:
— Когда освободится координатор?
— Не скоро. Но он распорядился, чтобы после периода сна и утренней трапезы все собрались в отсеке для совещаний. Будет сделано важное заявление. Потом вы можете обратиться к нему с просьбой.
Период сна у кни’лина равнялся примерно восьми часам — они спали дольше землян, которым хватало четырех-пяти часов. Утренняя трапеза еще часа полтора плюс время, оставшееся до ночного отдыха… Ивар прикинул, что пройдет половина суток, пока он свидится с новым координатором.
— Это меня не устраивает, — произнес он. — Нужную мне информацию я хочу получить немедленно.
— С сожалением вынужден отказать, — бархатным голосом отозвался разум станции.
Тревельян уперся взглядом в стену, где стоял пищевой автомат. Там, за прочной переборкой из акрадейта, проходили технические коммуникации, снабжавшие земную секцию водой и воздухом, теплом и светом, энергией и связью. За ними, судя по плану верхнего яруса, располагались парк, лаборатории, зал собраний и несколько еще пустовавших отсеков, а дальше, в самой сердцевине парившего над планетой сателлита, пряталась централь. Именно в ней, в криогенном блоке, при температуре почти абсолютного нуля, изволил находиться искусственный разум Сайкатской станции. Допустив небольшую вольность, можно было сказать, сейчас они глядели друг другу в глаза.
— Ну, ладно, — сказал Тревельян и потянулся к лежавшему рядом с компьютером контактному мнемошлему. — Не хочешь по-хорошему, попробуем по-плохому.
Он напялил шлем и подключил его к порту прямой связи с криогенным мозгом. Пространство, окружавшее его, сделалось зыбким, нереальным; сквозь мебель, стены, пол, потолок просвечивали какие-то конструкции, имевшие вид то ячеистых цилиндрических небоскребов, то утыканных иглами сфер, то ребристых пирамид, призм и параллелепипедов. Для некоторых из них аналогий вообще не находилось — эти сложные топологические структуры пребывали в постоянном неспешном движении, как бы переливаясь из одной формы в другую. Световая гамма тоже выглядела непривычной; оттенки сотен цветов, для которых в человеческом языке не было названий, сменялись в завораживающем ритме, так что в какой-то момент чудилось, будто зритель попал в недра пылающей звезды, а в следующий — что перед ним раскрываются бездонные ультрафиолетовые небеса. Шлем позволял вступить в ментальный контакт с искусственным разумом, и наблюдаемая Тревельяном игра цветов и форм отражала процессы мышления криогенного мозга, а всевозможные геометрические структуры являлись банками памяти, хранившими информацию. Подобные феномены не были доступны напрямую человеческому восприятию; этот удивительный пейзаж, почти видение потустороннего мира, формировался встроенным в шлем интерфейсом.
Человека неопытного такие картины могли зачаровать или устрашить, но Тревельян ориентировался в них вполне уверенно — различные способы ментальной связи входили в его подготовку.
«Вы вступили в прямой контакт… Большая честь! — раздалось у него под черепом. — Но, кажется, вы не один?»
Командор затаился — информировать Мозг о его присутствии не было никакой необходимости. Тревельян, излучив ментальное недовольство, сообщил:
«Я страдаю легким раздвоением сознания. Это часто бывает у людей. Говорят, что в нас уживаются бог и дьявол».
«Неужели? В какой же ипостаси вы намерены общаться?»
«В разных. До сего момента с тобой беседовал один из богов, сотворивших тебя, а сейчас ты познакомишься с дьяволом».