— Послушай, правитель, — я нахмурился. Теперь не до улыбок: этот парень не шутит. — Я уже говорил Даги, что такое поверхностное суждение недостойно разумного существа. Теперь я говорю это тебе. Ты готов убивать всех чужих только потому, что когда-то давно вас обидели какие-то негодяи. А ты не подумал, что чужие тоже что-то чувствуют, кого-то любят, создают прекрасное? Что они тоже способны испытывать радость и горе, боль и счастье?
— Ты говоришь, как наши предки, — тихо сказал Эктахан, не ждавший такой отповеди.
— Разве они не говорили, что каждая жизнь — ценность?.. Нет? Мы, люди Земли, заплатили и продолжаем платить за это знание слишком дорогой ценой.
Хисаан начали перешёптываться между собой: кажется, мнения у них разделились. А я с укором посмотрел на Даги. Рассказывая о своей родине, она уделила много времени истории, легендам и верованиям хисаан, но о недавних событиях упоминала исключительно вскользь. И только сейчас, немного побеседовав с их лидером, я сообразил: у них на планете далеко не всё в порядке.
— Я хочу говорить с вашими правителями, хаэ, — выдал Эктахан, посовещавшись со своим окружением. — Я раздвоился.
— Здесь представители нашей власти, — я посторонился, подпуская к камере Сашу Комарова и француженку Карин. — Они не знают языка хисаан, я буду переводить.
— Я готов говорить с ними, если Земля готова вступить с нами в союз против шанту, — сказал Эктахан, а я добросовестно перевёл.
— Мы не можем решать такие вопросы от имени всей Земли, — ответила Карин. — Не сердитесь, уважаемый. У нас есть встречное предложение. Вы официально заявляете о начале дипломатических отношений с Землёй, мы обмениваемся посольствами, а потом обо всём спокойно договоримся.
— Но вы уже договорились с презренными шанту!
— Мы, как самостоятельная планета, имеем право заключать договоры с кем угодно. Если между вами и шанту война, мы готовы предложить посредничество, — сказал Комаров.
— В переговорах? Мы можем говорить с вами, но не с ними.
— Знаете, уважаемый Эктахан, — Сашка усмехнулся. — Я тут немного пообщался с шанту, и вполне понимаю, откуда у вас такая ненависть к ним. Но и вы нас поймите: если хисаан и шанту начнут выяснять здесь отношения, наша цивилизация погибнет. А мы тоже хотим жить.
Эктахан, выслушав мой перевод, повернулся к сородичам.
— Эти хаэ могут быть нам полезны, — сказал он. — Пусть между нами будет ВРЕМЕННЫЙ мир.
Я перевёл это для людей, и краешком глаза заметил, с каким облегчением вздохнул Иотал.
— Согласны, — ответил ближайший к нему хисаан. — Я, Илан Иори, готов быть посланником на Земле.
— Даги Огери уже знает один земной язык и изучает другие, — я решил замолвить словечко за нашу подругу.
— Она будет советником посланника, — проговорил Эктахан. — Но пусть не надеется когда-нибудь вернуться. Она выбрала вас, пусть с вами и живёт.
— Я вернусь, Эктахан, — мрачно пообещала Даги.
— Ты опять хочешь расколоть наше общество?
— Мы с тобой потом поговорим. Наедине.
Хисаан отключили связь.
— Они согласны заключить с нами временный мир, — пробурчал я. — Если я что-то понимаю, нам оказана великая честь.
— Не иронизируйте, Виктор, — сказал Иотал, который не скрывал радости. — Вам действительно удалось то, чего до сих пор не удавалось никому — заключить с хисаан хоть какой-то договор.
— Я надеюсь, хисаан будут соблюдать его не так, как шанту? — Саша Комаров устало присел на край стола.
— Хисаан не нарушают слова, — Даги стрельнула в него острым взглядом. Под моим мудрым руководством она уже начала кое-как говорить и по-английски. — Эктахан был мой друг, теперь враг: он хочет убить Хиати.
— Даги, ты наконец расскажешь мне, что у вас там произошло? — я заговорил на её языке. — О каком расколе говорил Эктахан?
Хисаанка долго молчала, будто прикидывала, стоит ли с нами так откровенничать, или не стоит.
— Я виновата, — нехотя сказала она, подумав. Сказала опять по-английски. — Я привезла Хиати, стала ей как мать. Многие хисаан увидели — не все хаэ враги. Другие сказали: это исключение, которое подтверждает правило. Пока я была власть, Хиати росла как дети хисаан. Она способнее, чем наши дети. Хисаан раздвоились. Одни верны законам предков, другие решили быть друзья хаэ планеты Хатанна. Раскол. Потом — выборы. Эктахан сказал: будем едины, уничтожим хаэ. Он победил, я взяла Хиати и бежала. К вам. Это всё.
— Ничто так не сплачивает общество, как ненависть к врагу, — с грустной иронией проговорил Иотал. — Но зато ничто его так не разлагает, когда этот враг уничтожен… Виктор, мои искренние поздравления, — он пожал мне руку. — Не думал, что на Земле так много людей исповедуют принципы, близкие к нашим. Странно, что при этом у вас не прекращаются войны.
— Странно, что мы не вымерли ещё десять тысяч лет назад, — пробурчал Комаров. — А теперь я должен вам всем кое-что сказать. Полтора часа назад я чуть не стал барельефом на стене гаража. Взорвалась моя служебная машина. А случилось это сразу после того, как я вытянул из Катиара кое-какое соглашение.
Он достал свой диктофон, перемотал плёнку и включил. В комнате зазвучал приятный голос Катиара. «Во имя блага империи Шанту я, Арес Катиар Тай, принимаю посредничество людей в переговорах шанту с расой хисаан, и клянусь ни словом, ни действием не нарушать официальный договор, заключённый мной от имени империи с народом и правителями планеты Земля. Да покарают меня мои богоравные предки, если я нарушу эту клятву…»