— Флот хисаан через два часа будет в пределах лунной орбиты, — сходу выпалил он. — Вы готовы говорить с ними от имени правителей Земли?
— Готовы, — ответил я.
— На вас покушались, Алекс? — только сейчас я заметил, что Иотал пристально меня разглядывает.
— Машину разорвало в клочья, — сознался я. Мой помятый вид не дал бы мне соврать. — А в ней — какого-то любителя острых ощущений. Но об этом в другой раз и в другом месте. Где Даги?
— Здесь. Она и Виктор уже готовы вести переговоры. Ждут только вас.
— Не будем их задерживать, — проговорила Карин.
Иотал провёл нас в небольшой зал, до отказа набитый компьютерами и прочей сверхсложной электроникой, в которой я разбирался слабовато. Первым делом я заметил Даги и Курилина, взволнованно переговаривавшихся на языке хисаан. Инопланетянка всё время тыкала коготком в экран, на котором транслировалась картинка со станции «Альфа». На нём чётко были видны четыре сверкающие точки, которые медленно приближались, выстроившись чётким ромбом.
— Хисаан, — Даги вдруг повернулась к нам. — Идут. Надо говорить.
— Надо — значит, будем говорить, — я положил «дипломат» на стол и накрыл его своим плащиком.
Изображение на экране задрожало: заработала передающая установка. А через пару минут ожил второй монитор, побольше. И на нём, на фоне тесноватого помещения, показались несколько хисаан — мужчин и женщин. Они, судя по всему, тоже собрались у экрана. На миг в зале повисла тишина.
Виктор Курилин шагнул вперёд, к передающей видеокамере.
— Хисаан рован тэла Хатанна, — громко сказал он, прижав правую руку к груди. — Йор манэ-на, лати.
ВИКТОР КУРИЛИН. НЬЮ-ЙОРК. СЕКРЕТНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛ Ь СКИЙ ЦЕНТР НАСА
— Земля рада приветствовать хисаан, — сказал я, прижимая правую руку к груди. — Мы ждём вас, друзья.
Хисаан оторопело смотрели на меня, человека, который только что заговорил на их языке. Да ещё выдал несусветное — «друзья». Слыханое ли дело?..
— Ты говоришь на языке хисаан, чужак? — удивлённо спросил один из них, явный лидер. — Это ты спас нашу бывшую сестру Даги Огери?
— Я.
— Ты знаешь, что совершил преступление, чужак?
— С каких это пор спасение ЖИЗНИ стало преступлением? — парировал я.
Хисаан переглянулись.
— Странный хаэ, — сказал лидеру другой инопланетянин. — Странная планета. Они убивают друг друга, и в то же время спасают других.
— Где Даги Огери? — громко спросил лидер.
— Здесь, — сказал я. — Ты будешь с ней говорить?
— Будет, даже если не хочет! — Даги выскочила из-за спин связистов. — Ты думал, что если получил власть на планете, то можно делать всё, что заблагорассудится, Эктахан? Можно преследовать кого угодно и убивать кого захочется?
— Мы не можем жить в мире с хаэ, — огрызнулся лидер хисаан.
— Это ты так решил?
— Так решили наши предки, Даги, и не нам оспаривать их законы!
— Эктахан, ты давно выбросил свою детскую одежду? Пора бы наконец понять, что мы переросли древний закон мести… Или ты сам хочешь стать хаэ для других разумных?
Услышав это, я еле сдержался, чтобы не улыбнуться: наши беседы с Даги не пропали даром.
Эктахана аж передёрнуло.
— Ты дорого заплатишь за инакомыслие, — угрожающе произнёс он.
— Вот чего ты боишься — инакомыслия! — торжествующе пискнула Даги! — Слушайте его, хисаан! — теперь она обращалась к его спутникам. — Слушайте и вспоминайте, что нам завещали предки, которых так почитает Эктахан! «Однообразие мыслей — смерть разума». Так говорили наши предки!
— Верно, — хисаан одобрительно закивали остроухими головами. — Эктахан разгневан, а гнев — враг здравого смысла. Эктахан одумается.
«Он скорее себе пулю в лоб пустит, чем одумается, — мысленно усмехнулся я. — Да-а, я бы на месте Даги тоже сбежал от такого правителя».
— Послушай, Эктахан, — заговорил я, понимая, что спор между ним и Даги может длиться вечно. — Помнишь, я сказал, что мы ждали вас? Не хочешь узнать, почему?
— Хочу, — лидер хисаан немного успокоился.
— К нам заявились некие шанту. Безобразничают: взрывы устраивают, подкупают наших лидеров. Я даже слышал, будто люди стали исчезать. Мы с ними, к сожалению, в одиночку справиться не можем, потому и надеемся, что…
— Шанту? — Эктахан так близко подошёл к экрану, что я невольно сделал шажок назад. — Ты говоришь, шанту?..
И он, подняв лицо кверху …завыл. Я скорчил вопросительную мину и оглянулся на Даги. Откуда я знаю: может, хисаан так смеются. Или плачут. Даги, по крайней мере, ни разу не выла, и улыбается почти по-человечески.
— Шанту! — повторил Эктахан, перестав завывать. — Это они чуть не истребили наш род!.. Они угрожали вам, или вы приняли их добровольно?
— Они нам не угрожали, но у нас не было выбора, — ответил я.
— Тогда мы уничтожим вас вместе с ними.
— Эктахан, у нас есть один древний обычай, который называется законом гостеприимства.
— Эктахан, у нас есть один древний обычай, который называется законом гостеприимства. Если пришли не с войной — значит, принимаем.
— Плохой закон.
— Ну, дорогой мой, если бы мы ещё и этот закон не соблюдали… — тут я улыбнулся уже открыто.
— Все хаэ одинаковы, — в голосе Эктахана я уловил презрение. — Никаких договоров между нами! Вы будете уничтожены.