— С какой стати? Почему он должен кого?то просить? А самим предложить трудно было? Что же это делается, господи? С каких это пор чернокожий, приехав в наш город, спит в подвале, как собака?
— Не горячись, Штамп.
— Ну уж нет! Не будет мне покоя, пока у кого?нибудь из вас совесть не проснется и вы не станете вести себя как христианам положено.
— Да он там всего?то несколько дней.
— Ни одного дня он там не должен был быть! Ты все прекрасно понимаешь, Элла, но даже и пальцем не пошевелила, чтобы ему помочь! Не похоже на тебя. Мы ведь с тобой больше двадцати лет цветных из воды вытаскивали. А теперь ты мне говоришь, тебе, дескать, трудно человеку переночевать предложить. Рабочему человеку! Который уж как?нибудь сумел бы заплатить за себя.
— Если б он попросил, я бы ему что угодно дала.
— С чего это вдруг стало так необходимо, чтобы тебя просили?
— Я его слишком мало знаю.
— Ты знаешь, что он цветной!
— Ох, Штамп, да не терзай ты меня с утра пораньше! У меня и так настроения нет.
— Это из?за нее, верно?
— Из?за кого?
— Из?за Сэти. Он с ней сошелся и жил там, а ты не хотела, чтобы…
— Ну?ну, продолжай. Только лучше в воду не прыгать, коли глубины не знаешь.
— Ты это прекрати, девушка! Мы с тобой слишком давно дружим, чтоб ты передо мной прикидывалась.
— Ну послушай, кто знает, что там на самом деле происходило? Я и сама теперь не знаю, кто такая Сэти и откуда она родом.
— Что?что?
— Да, Штамп, я знаю только, что она вроде бы была невесткой Бэби Сагз, но теперь я и в этом не уверена. Где же он сам?то, а? И Бэби ни разу эту свою невестку в глаза не видела, пока Джон не притащил ее сюда да еще с новорожденной, которую я сама ей к груди привязала.
— Это я привязал девочку ей к груди! А к тому поезду с беглыми ты и вовсе отношения не имела! Что хочешь думай, дети?то небось ее сразу признали.
— Ну и что? Я ж не говорю, что она их матерью не была, но кто может подтвердить, что они действительно внуки Бэби Сагз? И вообще — как это ей бежать удалось, а ее мужу нет? И еще, скажи?ка мне, как это она умудрилась одна в лесу ребенка родить? Говорила, какая?то белая женщина вышла из лесу и помогла ей. Чушь! Неужели ты этому веришь? Белая? Знаю я, что это была за белая[10].
— О, господи, Элла, что ты несешь!
— Ежели что?нибудь белое бродит по лесу без ружья, ты сам знаешь, что это, и я с ним дела иметь не желаю!
— Вы ведь подругами были.
— Да. Пока она свое нутро не показала.
— Элла!
— Не может у меня быть таких подруг, которые собственных детей пилой кромсают.
— Ох и на опасном ты пути, девушка!
— Нет, я?то на твердой земле стою, где и намерена оставаться. А вот ты уже по уши утоп и дна под собой не чуешь.
— Ну ладно, хватит. Все это к Полю Ди никакого отношения не имеет.
— А как ты думаешь, почему он из дома сбежал? Ну?ка скажи?
— Из?за меня.
— Из?за тебя?
— Я ему рассказал… показал ту газету… насчет того, что Сэти сделала. И прочитал ему. Он в тот же день и ушел.
— Ты мне этого не говорил. Я думала, он знает.
— Ничего он не знал! Он и ее?то знал только по тем временам, когда они все вместе жили на ферме, откуда и сама Бэби Сагз сюда приехала.
— Он знал Бэби Сагз?
— Конечно, знал! И ее сына Халле тоже.
— Значит, он ушел, когда выяснил, что Сэти тогда натворила?
— Похоже, он мог бы наконец осесть, жить с нею одной семьей.
— Значит, он ушел, когда выяснил, что Сэти тогда натворила?
— Похоже, он мог бы наконец осесть, жить с нею одной семьей.
— Ты мне прямо глаза открыл. Я?то совсем по?другому думала…
Но Штамп и так прекрасно знал, что она думала.
— Да что ж, ты ведь сюда пришел не о Поле Ди говорить, — спохватилась вдруг Элла. — Ты о какой?то новой девушке спрашивал.
— Да, верно.
— Ну так вот: Поль Ди непременно должен знать, кто она такая. Или что оно такое.
— У тебя все духи да привидения на уме. Везде они тебе мерещатся.
— Господи, ты ведь не хуже меня знаешь: люди, что дурную смерть приняли, в земле остаться не могут.
Этого отрицать было нельзя. Даже Иисус Христос и то в земле не остался. Штамп съел кусок приготовленного Эллой домашнего сыра — исключительно из дружеских чувств — и отправился искать Поля Ди. Он нашел его сидящим на крыльце церкви; руки свешены между колен; глаза красные.
Сойер накричал на нее, когда она вошла на кухню, но она просто повернулась к нему спиной и потянулась за фартуком. Крики были ей нипочем: доступ в ее душу был закрыт — ни щели, ни трещинки. Хватит с нее. Уж она позаботится о том, чтобы держать их всех на расстоянии. Она прекрасно понимала, что в любой момент они могут снова раскачать ее, сорвать с якорей; могут снова наслать на нее птиц, хлопающих крыльями у нее в волосах. Могут высосать ее молоко, как это уже было однажды. Могут превратить ее спину в дерево — и это тоже было. Могут загнать в лес, когда она на сносях,
— и это было. Даже мысли о них пахли гнилью. Это они вымазали маслом лицо Халле и заставили Поля Ди грызть железо; это они живьем поджарили Сиксо и повесили ее родную мать. Она больше ничего не хотела слышать о белых людях; не хотела знать то, что знали Элла, Джон и Штамп о мире, созданном белыми на их вкус и лад. Да и нечего ей знать об их жизни, все это кончилось, как только птицы захлопали крыльями у нее в волосах.