Нахмурилась и посмотрела на спину своей невестки, склонившейся к девочке. Кровяные розы цвели на одеяле, прикрывавшем плечи Сэти. Бэби Сагз зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Когда малышка наелась и уснула — глазенки ее были полуоткрыты, она сонно причмокивала язычком, — старая женщина молча смазала цветущую алыми розами спину Сэти и подложила двойную прокладку под только что сшитое платье.
Сэти все время казалось, что это ей только снится. Но когда привели сонных детей, двух мальчиков и дочку, — господи, неужели она уже ползала? — ей стало безразлично, сон это или явь. Сэти лежала в постели, и ее дети были с ней, ползали по ней, вокруг нее, заползали под нее, но главное — были с ней рядом, все трое. Малышка пускала чистые детские слюнки ей в лицо, и Сэти так громко смеялась от радости, что девочка — неужели она уже ползала?- испуганно жмурилась. Баглер и Ховард принялись играть с ее обезображенными ногами, не сразу, правда, осмелившись их коснуться. Она все время их целовала. Она целовала их в спинки, в загривочки, в макушки, в ладошки, и мальчики первыми решили, что, пожалуй, довольно, когда она задрала им рубашонки и стала целовать их тугие круглые животишки. Она остановилась только тогда, когда они спросили:
— А папа придет?
Она не заплакала. Она сказала:
— Да, скоро, — и улыбнулась, чтобы они подумали, что глаза у нее блестят только от любви к ним. И тут вмешалась Бэби Сагз — сказала мальчишкам «кыш!» и помогла Сэти переодеться в ситцевое платье, которое начала шить ночью, сидя возле нее. Потом Сэти снова легла, прижав к груди старшую дочку,
— неужели она уже ползала? — Она вытащила левую грудь и двумя пальцами сунула сосок в открытый ротик девочки. Итак, путешествие с молоком было закончено для обеих. Обе получили свое.
Вошла Бэби Сагз и стала смеяться над ними, рассказывая Сэти, какая сильная эта малышка и какая она умная, уже хорошо ползает. Потом наклонилась и подобрала с полу грязное тряпье — бывшую одежду Сэти.
— Все это надо выбросить, ни на что не годится, — сказала она.
Сэти подняла глаза от ребенка.
— Погоди! — окликнула она Бэби. — Посмотри, нет ли там в подоле нижней юбки узелка.
Бэби Сагз пропустила ветхую ткань сквозь пальцы и действительно нащупала что?то твердое. Развязав узелок, она вытащила серьги и протянула их Сэти:
— Прощальный подарок?
— Свадебный.
— Хорошо, если б при серьгах еще и жених был. — Бэби смотрела на лежавшие на ладони камешки. — Ты как думаешь, что с ним случилось?
— Не знаю. Он не пришел, как мы договорились. А я непременно должна была выбраться оттуда. Непременно. — Сэти некоторое время не сводила глаз с сонного личика сосущей девочки, потом прямо посмотрела на Бэби Сагз. — У него получится. Если уж у меня получилось, то у Халле получится обязательно.
— Ну что ж, надевай сережки?то. Может, они ему путь облегчат. — Уверенная в том, что сын ее умер, Бэби Сагз вернула их Сэти.
— Мне сперва нужно уши проткнуть.
— Я проткну, — сказала Бэби Сагз. — Вот немного придешь в себя, и проткну.
Сэти позвенела сережками, доставив несказанное удовольствие дочке, — господи, неужели она уже ползала? — все тянувшейся к блестящим камешкам.
На Поляне Сэти отыскала тот старый большой камень, на котором молилась Бэби, тут же припомнив запах нагретой солнцем листвы, топот танцующих ног и веселые крики, от которых срывались на землю конские каштаны. Великое сердце Бэби Сагз принимало всю заботу на себя, и всем дышалось легко.
Так Сэти прожила двадцать восемь дней своей свободной жизни — целый лунный месяц. От струйки чистых детских слюнок, брызнувших ей в лицо, до струи маслянистой крови прошло ровно двадцать восемь дней.
То были дни выздоровления, физического и душевного, дни рассказов и разговоров. То были дни знакомств: она узнала имена сорока или пятидесяти соседей и кое?что об их взглядах и привычках, узнала, какова была их прошлая жизнь и как они попали сюда, и теперь Сэти чувствовала, что все эти люди смеются и печалятся с нею вместе, отчего и радость, и горе переносить гораздо легче. Один научил ее читать; другая — шить. И все понемногу учили ее тому, как это хорошо — просыпаться на заре и самой решать, как провести свой собственный день. Только это и помогло ей пережить ожидание Халле. Понемножку и в доме номер 124, и на Поляне, окруженная другими людьми, Сэти начинала осознавать себя. Освободиться, убежав от хозяев, — это одно, а понять, что ты можешь собой распоряжаться, — совсем другое.
И вот она сидела на камне Бэби Сагз, а Денвер и Бел смотрели на нее из?за деревьев. Не наступит тот день, думала она, когда Халле постучится в мою дверь. Не знать этого было тяжело; знать — еще тяжелее.
Только коснись меня, думала она. Только дай мне снова почувствовать твои пальцы на затылке, на шее, и я постараюсь справиться даже с этим, выберусь и из этого тупика. Сэти опустила голову- и точно, вот и они, легкие, точно перышко птички. Но знакомые, ласковые пальцы Бэби Сагз. Сэти постаралась не напрягаться, чтобы им легче было делать свое дело, — они казались такими слабыми, как у ребенка, и прикосновение их больше походило на поцелуй. Но и за это Сэти была благодарна Бэби Сагз, чья далекая любовь ничуть не уступала телесной близости. Уже одного только желания Бэби помочь невестке в трудный час, не говоря о попытке облегчить ее боль, было довольно, чтобы настроение у Сэти исправилось, и она решилась на следующий шаг: попросила о знаке, о совете — как ей справиться с жадностью собственного разума, желавшего знать непереносимое. Жить с этим невозможно и спрятаться некуда. Она понимала, Поль Ди привнес в ее жизнь нечто такое, на что ей очень хотелось рассчитывать, но рассчитывать на это она боялась. Он уже успел рассказать ей кое?что новое о прошлом и оживить старые воспоминания, разрывавшие сердце. Пустое пространство в ее душе — там, где хранилось неведение о судьбе Халле, порой напоминавшее о себе справедливым негодованием на его трусость, или глупость, или чудовищное невезение, — теперь заполнилось огромным горем; и кто знает, что еще ожидает ее впереди. В прошлом, когда дом номер 124 был жив, она могла разделить горе с друзьями, женщинами и мужчинами из соседних домов. Потом, очень долго, никто из друзей у нее не бывал — все они отказывались заходить в дом, где поселилось маленькое привидение, и она отвечала на это вызывающей гордостью человека, с которым поступают несправедливо. Но теперь у нее был кто?то, с кем можно разделить горе; и этот человек прогнал привидение сразу, как только вошел в дом, и с тех пор оно, слава богу, больше не давало о себе знать. Но вместо старой боли он принес новую, куда страшнее: лицо Халле, вымазанное маслом и сывороткой; железные удила у него самого во рту и бог его знает что еще, о чем он может рассказать ей, если захочет.