Когда девушки ушли, Сэти начала убирать со стола. Она составила грязные тарелки стопкой возле таза с водой и спросила:
— Чего это ты на нее так взъелся?
Поль Ди нахмурился, но ничего не ответил.
— Мы с тобой уже один раз здорово поцапались из?за Денвер. Неужели из?за Бел тоже будем ссориться? — спросила она снова.
— Я просто никак не пойму, в чем тут дело. Ясно, почему она так цепляется за тебя, но я никак не могу уразуметь, чего ты?то за нее цепляешься.
Сэти перестала мыть посуду и посмотрела на него:
— А тебе не все равно? Кормить ее мне не трудно. Чуть больше прихватываю с собой из ресторана — и все дела. И потом, они ладят с Денвер. Ты это прекрасно знаешь, и я знаю, что ты это прекрасно знаешь, так что ж ты зубами?то скрежещешь?
— Сам не понимаю. Просто чувствую, что?то тут не то.
— Ну и чувствуй себе на здоровье. Чувствуй, каково это, иметь место для ночлега и никто от тебя не требует заслужить его. Почувствуй, каково это. И если этого тебе мало, то попробуй представить себе, каково это — цветной женщине скитаться одной по дорогам, где любая тварь на тебя наброситься может. Попробуй — представь себе такое!
— Я?то все это куда как хорошо знаю, Сэти. Я ведь не вчера родился и в жизни ни с одной женщиной подлости себе не позволил.
— Ну, значит, ты один такой замечательный, — откликнулась Сэти.
— А не двое?
— Нет. Не двое.
— Разве Халле тебя когда обижал? Ведь он всегда на твоей стороне был. И никогда тебя в беде не бросал.
— Да? А кого же тогда он бросил, если не меня?
— Не знаю, да только тебя он не бросал. Это точно.
— Ну так он еще хуже поступил: бросил своих детей!
— Этого ты знать не можешь.
Это точно.
— Ну так он еще хуже поступил: бросил своих детей!
— Этого ты знать не можешь.
— Он же не пришел! Его же не было там, где мы условились!
— Он там был.
— Так отчего ж не показался? Почему я из?за него должна была впопыхах отправлять детей одних, а потом еще и его разыскивать?
— Он не мог с чердака слезть.
— С чердака? С какого чердака? — У тебя над головой.
Медленно, медленно, используя каждую секунду отведенного ей времени, Сэти придвинулась к столу.
— Он все видел?
— Видел.
— Это он тебе рассказал?
— Это ты мне рассказала.
— Как это?
— В тот самый день, когда я объявился в вашем доме. Ты сказала, что они отняли у тебя молоко. А я?то никак не мог в толк взять, отчего он умом тронулся! Из?за этого, вот из?за чего. Я знал только, что он сломался. Все эти годы, когда он и по субботам, и по воскресеньям работал, и по ночам порой тоже, ему нипочем были. А вот из?за того, что он тогда с чердака увидел — что бы это ни было, — сломался, как хворостинка.
— Значит, он видел? — Сэти крепко обхватила себя руками, вцепилась пальцами в локти, словно боялась, что улетит.
— Видел. Не мог не видеть.
— Он видел, как те парни делали со мной такое, и позволил им жить дальше? Он видел? Видел? Видел?
— Эй, эй! Послушай. Дай?ка я тебе кое?что расскажу. Человек, черт побери, не топор безмозглый, которым только и делают, что целый день дрова рубят да щепу колют. То, что он увидел, его доконало. И отрубить он этого не мог, потому что оно у него внутри засело.
Сэти металась по комнате — взад?вперед, взад?вперед, — под светом лампы.
— Связной тогда сказал: к воскресенью. Они отняли у меня молоко, и он это видел и даже вниз не слез? Наступило воскресенье, но он не пришел! Наступил понедельник, а Халле нет как нет. Я думала сперва, он умер и потому не пришел; потом — что они поймали его и не выпускают. Потом — нет, он не умер, потому что, если б он умер, я бы об этом узнала. Ну а потом сюда через столько лет явился ты и тоже ничего не сказал мне, умер он или нет, потому что тоже ничего не знал. И я подумала: что ж, наверно, он просто нашел себе что?нибудь другое, полегче, без нас. И потом, если б он оказался где?нибудь неподалеку, то непременно зашел бы хоть к Бэби Сагз, если уж не ко мне. Но я и предположить не могла, что он все видел.
— Разве теперь это имеет значение?
— Если он жив и видел это, он никогда больше не ступит на мой порог. Кто угодно, только не Халле.
— Это его доконало, Сэти. — Поль Ди поднял на нее глаза и вздохнул. — Пожалуй, я скажу тебе все. В последний раз, когда я его видел, он сидел возле маслобойки. И размазывал по лицу масло.
Ничего не произошло, и она была благодарна за это. Обычно она могла явственно увидеть все то, о чем слышала. Но увидеть то, о чем сказал Поль Ди, она не могла. Голова была пуста. Осторожно, очень осторожно она задала более понятный вопрос:
— И что он сказал?
— Ничего.
— Ни слова?
— Ни слова.
— А ты с ним заговаривал? Сказал ему что?нибудь? Хоть что?нибудь!
— Я не мог, Сэти. Я просто… не мог.
— Почему же!
— У меня во рту железный мундштук был.
Сэти вышла на веранду и присела на ступеньки крыльца. День сменился синими сумерками, солнце так и не выглянуло, но еще видны были черные тени деревьев на лугу перед домом. Сэти мотала головой из стороны в сторону, покоряясь своему непокорному разуму. Почему ее разум ничего не отвергает? Почему он поглощает все — нищету, сожаления, чужую подлость? Как прожорливый ребенок, он хватает и сует в рот все, что попадется. Ну хоть один?то разок может он сказать: нет, спасибо, больше не хочу? Я сыт и не могу проглотить ни кусочка? Я сыта, черт меня побери! Хватит с меня двух мальчишек с хищными острыми зубами, один сосет мою грудь, другой держит, не дает вырваться.