Из индейцев чероки был уничтожен каждый десятый, но они были упорны и явно предпочитали неспокойную жизнь гонимых судьбе тех, кто оказался в Оклахоме. Болезнь, что косила их теперь, была похожа на ту, что погубила половину племени два столетия назад. Между этими двумя бедствиями они успели посетить Георга III в Лондоне, начали выпускать собственную газету, научились плести корзины на продажу, провели генерала Оглторпа[5] через леса по непроходимым тропам, помогали Эндрю Джексону[6] победить криков[7], выращивали маис, составили собственную конституцию, подали петицию королю Испании, пережили эксперимент Дартмута, открывали больницы и приюты, создали собственную письменность, успешно сопротивлялись поселенцам, охотились на медведей и переводили Библию.
Все это принесло весьма мало пользы. Их вынудил переселиться к реке Арканзас тот самый президент, на стороне которого они сражались с криками, и это переселение уменьшило их численность еще на четверть.
В этом?то переселении все и дело, поняли они и, отделившись от тех чероки, которые подписали договор, ушли далеко в леса и стали ждать конца света. Напавшая на них болезнь была не таким уж несчастьем по сравнению с теми событиями, которые произошли на их памяти. И все же они старались по возможности оберегать друг друга от заражения. Здоровые переселились в другой лагерь, на расстоянии нескольких миль; больные же остались рядом с могилами умерших — либо выжить, либо присоединиться к мертвым.
Узники, бежавшие из Альфреда в штате Джорджия, сели полукругом поблизости от лагеря индейцев. Никто к ним не подошел, но они продолжали сидеть. Проходили часы, дождь начал стихать. Наконец какая?то женщина выглянула из своего дома и тут же скрылась. Наступила ночь; по?прежнему ничего не происходило. На рассвете двое индейцев, гладкая кожа которых была покрыта язвами, точно раковинами морской уточки, подошли к ним поближе. Никто не сказал ни слова: Сигнальщик только поднял руку, закованную в кандалы. Чероки увидели цепи и ушли. Потом вернулись, неся небольшие топорики. За взрослыми следовали двое детей с большим горшком каши, слегка разбавленной дождем.
Называя их «бизонами» — из?за круглых курчавых голов, индейцы неторопливо переговаривались с беглецами, кормили их и сбивали с них кандалы. Никто из прежних узников Альфреда нисколько не испугался той болезни, о которой их заботливо предупредили чероки, так что остались все, не ушел никто; они отдыхали и строили планы. Поль Ди понятия не имел, что ему теперь делать, и, похоже, вообще знал куда меньше остальных. Он слушал, как бывшие узники со знанием дела говорили о каких?то реках и штатах, городах и странах. Слушал истории индейцев чероки о начале и конце мира. Слушал рассказы других «бизонов» — трое из них находились в лагере здоровых индейцев. Сигнальщик собирался присоединиться к ним, и еще некоторые — тоже. Одни хотели непременно уйти из этих мест; другие намеревались здесь остаться. Через несколько недель Поль Ди оказался единственным, кто совершенно не представлял своего будущего. Он опасался только, что по их следу могли пустить собак, хотя Сигнальщик давно разъяснил, что при таком дожде собакам нипочем их не выследить. Наконец он остался один — курчавый «бизон» среди больных чероки; встряхнувшись и признав собственное невежество, он спросил индейцев, как ему попасть на Север. На свободный Север. На волшебный Север. На благодатный, счастливый Север. Чероки улыбались и переглядывались. Ливневые дожди за этот месяц все вокруг превратили в сплошные болота, над которыми висели испарения и ветви цветущих растений.
— Ступай вон туда, — показал рукой один из индейцев. — Вслед за цветущими деревьями. — И пояснил: — Cледи за цветением деревьев и поспевай за ним. И придешь куда тебе надо, когда все деревья отцветут.
И Поль Ди пустился вслед за цветущим кизилом и персиками. Когда персиковые деревья отцвели, он устремился к цветущей вишне, потом — к магнолии, потом его поманили своим цветом айва, пекановые деревья, грецкие орехи и опунции. Наконец он попал в огромный яблоневый сад, где цветы только?только опали и на ветках виднелись крошечные зеленые завязи. Весна лениво двигалась дальше на север, но ему?то приходилось спешить черт знает как, чтобы за нею успеть. С февраля по июль он только и делал, что выискивал вдали цветущие деревья. Когда они вдруг все пропали из виду и не осталось даже лепестка, чтобы указать ему дальнейший путь, Поль Ди остановился, взобрался на дерево, росшее на холме, и принялся внимательно изучать окрестности, надеясь хотя бы на горизонте заметить проблеск розового или белого среди густой зеленой листвы, стеной окружавшей его.
Когда они вдруг все пропали из виду и не осталось даже лепестка, чтобы указать ему дальнейший путь, Поль Ди остановился, взобрался на дерево, росшее на холме, и принялся внимательно изучать окрестности, надеясь хотя бы на горизонте заметить проблеск розового или белого среди густой зеленой листвы, стеной окружавшей его. Он не касался цветов и даже не останавливался, чтобы вдохнуть их аромат. Он просто следовал за ними по мере их пробуждения — чернокожий человек в лохмотьях, устремившийся теперь вослед зацветшим сливам.