— Ладно, братья! — остановил Василий.
— Опосле драки кулаками махать не след! Вот, чтите грамоту! От Кирилла с Белоозера…
— Он и мне послания пишет! — усмехнув, высказал Андрей. — Берег бы смердов от пьянства, то считает главною пагубой, и от судей неправедных: мол, не будет в судах порядни, пойдут лихоимства с поборами, народ сопьется и погибнет Земля!
— В общем прав твой святитель! — раздумчиво высказал Юрий. — Не сам ли Господь вручил человеку разум, отличающий его от всех прочих тварей земных? А что теряет пьяница? Разум! Значит, уподобляется зверю! От Бога поступает в лапы Сатаны! А уж коли в державе судьи неправедны суть, то и державе той недолго жить! Поглянь на Византию! Безо взяток там нынче и святителя не поставят на престол! Пока человек верит в себя, пока он способен взять в руки оружие, отдать жизнь за отчий край — и государства стоят! А ежели людина приучишь за кажную мзду в суде платить — ты уж воина, али за защитника державы — не жди! Так-то, други! Видал ты сам-то Кирилла?
— Как же! Мои же вотчины тамо! — с прежнею усмешкою отозвался Андрей.
— Тверд! Ферапонт от него на иное озеро ушел! Сидит у себя в келье, как медведь, а вся округа к нему ходит на поклон.
— Я слыхал, — перебил Юрий, — у тебя и тут, под Можаем, объявился свой святой?
— Смерд, из вольных! — неохотно отозвался Андрей, пожав плечами. — Да какой он святой! Икону нашел, вишь, чудотворящую, и пашню забросил, начал ходить с ней.
— Какая икона-то? — подал голос Петр.
— Вестимо, Богоматерь! С предстоящими! — ворчливо отозвался Андрей. — Дак за им толпы стали ходить! Сам знашь, и на Москве встречали с крестами!
Василий покривился, промолчав. Он тоже помнил это шествие истеричных баб, кликуш, что падали под ноги иконе, хромых, слепых, убогих, что лезли облобызать образ в чаяньи исцеления.
— Да ведь излечивала! — продолжил Андрей. — Сей Лука и терем себе возвел, стойно княжому, и мял как князь. А еще наповадился медведей у моих ловчих отбирать, и с медведями бороться. Силен был, как бес!
— Ну, и чем окончило? — Юрий уже слышал эту историю и потому торопил рассказчика. Зато Петр внимал в оба уха.
— Да чем… Терпежу не стало! — неохотно докончил Андрей. — Подвели ему мои ловцы особо грозного медведя, ну, тот и поломал мужика, едва выходили потом. Нынче опомнился, богачество свое отверг, монастырь строит.
— Да, бывает и так! — наставительно изрек Юрий. — Мужик! Икона была, духовной высоты не было в ем! Святого мужа не было при иконе! А к твоему Кириллу я и сам бы съездил, поклониться ему!
— Что скажете, братья, о послании сем? — вопросил Василий, возвращая толковню к началу беседы.
— Да што… — вымолвил Юрий и глянул светлым разбойным взглядом на старшего брата, — как ни обидно за погром Владимира, а может и прав! Предложи Борисовичам что-нибудь лучшее, чем железа да яму, авось и согласят! Не то нам нижегородской смуты не избыть до морковкина заговенья! Меня казанская татарва все боле тревожит! Осильнел город! Не переняли бы у нас волжский путь!
Петр, склонив низко голову, — стыдно было давешнего разгрома! — подсказал:
— Борисычей удоволить, и Жукотински князи потишеют! Нету Анфала на их!
— Все сидит в Орде? — вопросил Юрий.
— Навроде жив! — возразил Петро. И все задумались: до того дошло, что и вятский разбойник надобен оказался!
— А выкупить? — подсказал Андрей.
— Я уж прошал! Отказали бесермены!
— Думаю, брат, — перешел на другое Юрий, — Витовт пока ратных действий не начнет, а вот то, что он церковный раздел затеял, это худо!
— Слух есть! — подтвердил Андрей.
«Этого еще не хватало!» — подумал про себя Василий, но не высказал ничего.
«Этого еще не хватало!» — подумал про себя Василий, но не высказал ничего. О церковном отпадении литовских епископий следовало говорить с Фотием.
— Не начнет Витовт? — мрачно вопросил Василий, подняв глаза от налитой, но не выпитой чары.
— Не начнет! — подтвердил Юрий. — С немцами колгота не окончена ищо, с Ягайлой, бают, новая пря у их, добычу никак не поделят, да и церковный раздел, вишь, затеял! Токмо грозит! Пока токмо грозит! — уточнил Юрий, уверенный, что рано или поздно схлестнутся с Витовтом, пора придет, и тогда… Ох! Тогда вновь Софьюшка не сотворила бы иньшей беды!
— Словом, езжай! — подытожил Андрей. — Досыти нам Едигеевых набегов!
Василий молча кивнул головою: верно, набегов хватило уже досыти, приходило кланяться!
— А к Даниле Борисычу я пошлю! — присовокупил Юрий. — Хоть этой беды нам избыть!
Василий поднял голову, оглядел братьев смуро. Была надея, тоненькая ниточка надежды была, что не пошлют в Орду, что отсидится на Москве! Порвалась. Приходило ехать. Да еще и с Фотием баять до отъезда: ежели западные епископии отпадут, то латины и вовсе учинят разор русскому православию!
Глава 39
Епифаний, воротясь из Константинополя вместе с Фотием, вскоре, испросив благословения у преосвященного, устремил стопы свои по старой памяти в Сергиеву пустынь. Слыхал, конечно, что татары добрались и сюда, и все же тихо ужаснул увиденному.
Да, конечно, уже стояла новая церковь, но на ином месте, уже отстраивали кельи и трапезную. Но где хоть остатки от того, прежнего монастыря? Не эта же груда обгорелых бревен, оттащенных в стороны?! Неужели от прежнего Сергиева монастыря, от его трудов неусыпных, не осталось ничего?