Зато каждая отпущенная минута обретает свой порядковый, всё убывающий номер, и хочется использовать её единственным и неповторимым способом, не отвлекаясь на разные пустяки…
Короче, послушаем, что умного скажет.
— Увы, Фридрих не унаследовал величия своих предков, — повозившись с зубным протезом, продолжал старец. — Его мать вскоре умерла, и я не смог повторить попытку. Судьба посмеялась надо мной: плоть от плоти моей оказалась совершенно чужой нашему духу. Фриц не только не проявил интереса к делу всей моей жизни, он ещё и спутался с какой-то славянкой. После этого я прекратил с ним общаться.
Звягинцев, не выдержав, покосился на Ивана и Глеба, молча сидевших позади. У обоих спецназовцев на лицах было написано: «Так тебе и надо, фашист».
— Когда Фриц и та женщина погибли в автокатастрофе, я узнал, что у меня есть внучка. Я уже начал переговоры с частным пансионом в Швейцарии, но мне переслали фотографии девочки, и я сразу всё отменил. Ибо в Ромуальде странным образом воплотилось всё то, чего я не сумел передать сыну. Я даже не исключаю, что мощная славянская кровь послужила питательной почвой генам избранничества. Девочка оказалась поистине отмечена свыше…
«Да уж, поистине». Льву Поликарповичу сразу вспомнились амурные подвиги мисс Айрин, коим он был отчасти свидетелем. Скудин мрачно смотрел в лобовое стекло, словно стараясь продублировать навигаторские усилия Виринеи. Глеб же, напротив, подался вперёд и слушал очень внимательно.
— Обладающий знанием, как я, мог распознать это даже внешне, — сказал Ганс Людвиг. — На теле Ромуальды обнаружился знак, коего уже много поколений не удостаивалась арийская раса. Созвездие Большой Медведицы, образованное родинками единой формы и цвета…
Виринея резко затормозила, бросая машину к поребрику, и повернулась в водительском кресле. Все пристально смотрели на старика.
Время есть мера движения, и его направление для нас не величина, а абсолютное условие. Имея дело с пространством, мы явственно ощущаем его трёхмерность, не понимая, что единственная кривая, способная отобразить время в виде линии, есть спираль, то есть оно тоже трёхмерно.
Трёхмерность есть функция наших внешних чувств, а время представляет собой их границу.
Шестимерное пространство — это реальность, мир, какой он есть. Его мы воспринимаем сквозь узкую щель внешних чувств, главным образом зрения и осязания, то есть любое шестимерное тело становится для большинства из нас трёхмерным, существующим во времени, свойства пятого и шестого измерений остаются нашему восприятию недоступными.
Из дневника Поликарпа Звягинцева .
Талан на майдан
Скудин и Собакин гулко прошагали вглубь больничного вестибюля. Глянув одному из посетителей в глаза, а другому на малиновый шлем, «красноголовый» охранник молча и быстро турникет открыл.
— Дежурную по сектору «С» на выход быстро. — Скудин подержал перед его носом свою фээсбэшную книжку и, дождавшись искры понимания в сержантских глазах, вместе с Андроном Кузьмичом двинулся по лестнице наверх.
В дверях третьего этажа их уже поджидала всё та же очкастая ключница. Внимательно прочитав постановление о выписке «в связи с необходимостью», она заверила, что больной практически здоров, и, отперев дверь в палату Кратаранги, пошла распорядиться насчёт его одежды и личных вещей.
— Здравствуй, Фросенька. — Скудин с восхищением оглядел мужественную фигуру пришельца с Арктиды. — А он у тебя правда на болящего уже не похож. Какими пирогами кормила, поделись секретом?
— Да. Я здоров, — отрывисто произнёс Кратаранга. — Здравствуй.
Похоже, он не только сверхъестественно быстро поправился, но и основы русского языка постиг прямо-таки с астрономической скоростью.
— Они сегодня сказали, что не понимают, почему их взаперти держат, — добавила старшина Огонькова. — Они царского рода, к такому обращению непривычные…
В этот момент за дверью палаты хлопнули двери лифта, затем послышался скрип колес, и в сопровождении очкастой дежурной в палате появился санитар, чем-то напоминавший паскудный шарж на Есенина. Он толкал перед собой каталку с вещами Кратаранги.
Согласно описи, тот получил:
— бельё цвета белого,
— одежду верхнюю цвета красного,
— сапоги цвета жёлтого,
— пояс светлого металла,
— перевязь кожаную с клинком зеленоватого металла.
И всё бы ничего, но под конец дело дошло до «кольца жёлтого металла», и, пока Скудин заинтересованно ожидал, каким в действительности окажется «перстень силы», хайратский царевич вдруг начал цокать языком и что-то негромко сказал, показывая на свой палец. Потом, спохватившись, перешёл на русский:
— Это не мой перстень.
Дело отчётливо запахло криминалом. Собакин рефлекторно сместился к двери, Скудин же повернулся к санитару и спросил вроде спокойно, однако его тон ничего хорошего не сулил:
— Опись вещей вами составлена?
— Было дело. — Шмыгнув носом, санитар покосился на Фросеньку, но никакого сочувствия не встретил. — Ну, приволокли «красноголовые» гайку под рыжьё, — начал он объяснять Скудину, — я и написал, «кольцо жёлтого металла», а в натуре вот оно, круглое с дыркой…
И он утёрся рукавом когда-то белого халата, не потому, что его вдруг прохватил насморк, а просто чтобы спрятать глаза.