— Тревога «Буря», карточки-заместители ложить не забываем! — зычно, как торговец на базаре, выкрикивал помдеж, а у Жени вдруг в голове пронеслось: «»Двойка» накрылась, писец, хана, Чернобыль, линять надо, срочно линять…» Это не была её собственная мысль, пожелание исходило от дежурного по управлению. Побледневший и бездеятельный, сидел он у пульта, обхватив руками голову в фуражке, и более ни единой мысли в этой голове Корнецкой подслушать не удалось — все они были перечёркнуты животным нерассуждающим ужасом. «Этот, пожалуй, спасётся, — подумалось ей. — Так и просидит в ступоре, думая о том, что надо срочно линять…» Забыв о церемониях и правилах хорошего воровского тона, Женя тряхнула Мужика Анфиску за татуированное плечо.
— Что такое «Двойка»?
Мужик Анфиска перестала креститься и, показав рукой вниз, ответила почему-то шёпотом:
— Не знаю, как оно по-научному называется, но то, что там бомбу делают, здесь каждая собака знает… — Внезапно вскочив, она приложилась ножищей в дверь и яростно закричала: — А ну, селитра, выпускай нас отседова!!!
В общей суете никто на неё внимания не обратил. Корнецкая же вдруг заметила, как на полу, недалеко от стола дежурного, появилось небольшое, размером с тарелку, светящееся пятнышко. Радужное такое, ну точь-в-точь стенка временного коридора, по которому её саму занесло в древнюю Грецию. А потом вынесло назад в родные осины.
У неё даже мелькнула дикая мысль: а не нырнуть ли обратно? В кипарисовую тень, к тёплым псестионам и миндалю? К Леонтиску…
А пятно, оформившись, между тем принялось увеличиваться и вращаться… и наконец поползло прямо навстречу торопившимся в ружпарк милиционерам. Те не проявили к нему ни малейшего интереса, даже не зарегистрировали мысленно, и Женя поняла, что видеть опасность дано было только ей.
— Эй, стойте! Туда нельзя! — закричала она, размахивая руками. Милиционеры, слышавшие из «тигрятника» ещё и не такое, не оглянулись. Проститутка, спорившая с Мужиком Анфиской, сочувственно покрутила пальцем у виска… И в это мгновение крепкий, широкоплечий старшина с ностальгическим знаком «Отличник советской милиции» на выпуклой груди плотно впечатал подошву сапога в круговерть радужного разноцветья.
Впечатал, ничего не почувствовал и направился дальше, но это были его самые последние шаги по земле. Вот на симпатичном скуластом лице отразилось безмерное удивление, вот он замер на одной ноге, словно подвешенный к потолку в неловкой, неустойчивой позе, а ещё через секунду его тело выгибалось и билось на полу, как в приступе эпилепсии. Пока коллеги осознали непорядок и бросились к упавшему, старшина успел превратиться в мумию, скрюченную и почерневшую под влиянием хаотического временного потока. На свою беду, пытавшиеся помочь ему сослуживцы вступили, как и он, в радужное болотце обезумевшего времени. Теперь они стремительно уходили из жизни следом за старшиной, и скопившихся перед ружпарком стражей закона обуял ужас. С невнятными криками во главе с помдежем они ринулись к выходу, но было поздно.
На свою беду, пытавшиеся помочь ему сослуживцы вступили, как и он, в радужное болотце обезумевшего времени. Теперь они стремительно уходили из жизни следом за старшиной, и скопившихся перед ружпарком стражей закона обуял ужас. С невнятными криками во главе с помдежем они ринулись к выходу, но было поздно. Скоро большинство из них корчилось в предсмертных судорогах на полу коридора, быстро превращавшегося в коллективную усыпальницу.
Тем временем Женя заметила, что на полу дежурной части появилось ещё одно радужное образование. Прямо на её глазах новое пятно разделилось на две половины, те проворно поползли в разные стороны, и стало ясно, что излишняя законопослушность становится гибельной.
— Открывай клетку! — голосом, в котором слышалась сталь, скомандовала она дежурному по управлению. Тот, пребывая в прострации, с готовностью автомата щёлкнул замком. Ошалевшие узницы с визгом ломанулись в железную дверь…
— Стойте, дуры, там смерть! — уже вслед им закричала Корнецкая. Естественно, бабоньки не услышали, а может, и услышали, но не остановились. И уж подавно не заметили пятна в форме селёдочницы, сторожившего, как раскрытая пасть, около выхода. Женя отвернулась и зажала уши ладонями.
Громкий звук выстрела, прозвучавшего совсем рядом, заставил её вскинуть глаза. Оказывается, это застрелился дежурный. Корнецкая подавила подкативший к горлу приступ тошноты и начала действовать с решительностью спецназовца, отправляющегося в дальний рейд по вражеским тылам. Наверное, это сработал какой-то древний инстинкт. Евгения Александровна зашла в ружпарк и вооружилась наподобие Шварценеггера, когда он в фильме «Коммандо» грабит оружейный магазин. Кстати, орудовала она с не меньшим знанием дела. Нелишне было бы поразмыслить, откуда такие познания, не от дедушки же Фрола Тимофеевича, державшего лайку и охотничье ружьё?.. — но размышлять было попросту некогда. Следовало спешить.
Женя по-деловому перепрыгнула скрюченные мумии в мужской и женской одежде, слишком просторной для ссохшихся тел, легко перескочила смертоносный овал, таившийся около входной двери… Оказалась наконец-то на свободе, огляделась и замерла.