— Как это один? — оскорбился Скудин и поманил пальцем. — Ап!
Сейчас же к нему подтянулись Буров (уже не на четвереньках), Гринберг (без балалайки) и Капустин (в фуражке с васильковым околышем). Экс-отец Браун вдруг заговорил о погоде:
— Здесь у вас все же лучше, чем в яме с дерьмом, но чертовски разгулялись ветра. Давно не припомню подобной болтанки. У нас, впрочем, «индейское лето» тоже было паршивым…
Кудеяр сразу же как-то нутром почувствовал, что «паршивость» «индейского лета», оно же бабье, объяснялась не только дождями.
Между тем выяснилось, что американцы и в самом деле успели вовремя. Небо очень быстро, прямо на глазах, затянули тучи, ясный полдень сменился натуральными сумерками. Повеяло ледяным холодом, словно где-то распахнулся чудовищный морозильник… В стылой, ощутимо плотной полутьме закружились белые, тающие на лету мухи.
— И здесь то же… — ни к селу ни к городу пробормотал бывший Браун. По-английски пробормотал, но Иван понял. Другое дело, железного негра внезапным холодом было не прошибить, а вот остальные члены делегации с явной тревогой поглядывали на небеса. Ни дать ни взять прикидывали, не привезли ли они с собой на хвосте через океан нечто такое, с чем успели очень неприятно познакомиться дома.
Когда американцы, унося с собой благоухающий каравай, уже забирались в специальный автобус, Кудеяр придержал Брауна за руку и глазами указал в сторону города. Браун оглянулся. В семи километрах от них тяжёлые клубящиеся тучи подсвечивало явственно видимое трепещущее радужное сияние.
— Это… оно? — помолчав, почему-то шёпотом спросил негр.
Скудин молча кивнул…
— Ну конечно, были некоторые недоработки, но в целом молодец, — похвалил Кудеяра чекист в белых тапках.
Скудин молча кивнул…
— Ну конечно, были некоторые недоработки, но в целом молодец, — похвалил Кудеяра чекист в белых тапках. Попытался сально посмотреть на бёдра Ефросиньи Дроновны, но та подарила его таким «рублём», что он как-то сразу усох и бочком, бочком направился к машине, пернатой от антенн. Буров рыкнул вслед, и дверца очень быстро захлопнулась.
Врёшь, не возьмёшь!
Иван со своими из аэропорта поехал в институт. И самым первым, кого он встретил ещё на парковке, был профессор Звягинцев. Лев Поликарпович не ездил встречать американцев — а что ему их было встречать, ведь Шихмана с Беллингом самолёт на этот раз не привёз… Звягинцев был облачён в старомодную, весьма жидкую по наступившей погоде куртку, и в первое мгновение Скудину при виде учёного стало попросту холодно. Однако потом он заметил, что куртка была расстёгнута чуть не настежь. Профессор натурально не замечал внезапного похолодания — шёл к арахисовому «Москвичу» походкой низвергнутого монарха, отбывающего в изгнание. Верные сподвижники молча топали рядом и по бокам — Альберт, Веня и Виринея. Они не провожали профессора, а уходили с ним вместе. И только у одной Виринеи в уголках зелёных глаз мерцало затаённое ехидство игрока, до поры до времени придерживающего в рукаве козырного туза.
Замыкал шествие Кот Дивуар. Вот он взял короткий разбег, вспрыгнул на плечо Виринее и поплыл, балансируя пушистым хвостом…
— А пошло бы оно все к чёртовой матери, Ваня, — с ходу ответил профессор Кудеяру на невысказанный вопрос. И махнул рукой куда-то за левое плечо, в сторону директорского кабинета. — У нас тут, изволите видеть, революция. Вернее, дворцовый переворот. Руководство сменилось. Так решила Москва. Академик Пересветов уйдён… представьте, по болезни… а на его место назначен…
— Опарышев, — проворчал Иван.
— Джабба Хатт [7] … — вполголоса уточнил Алик.
— Еще слава Тебе, товарищ Господи, что пока только исполняющим обязанности. Вот двинет науку, так уж двинет. Шаг влево, шаг вправо…
— Прыжок вверх, — усмехнулся Иван и поневоле вспомнил свои мечты о джунглях и о милом Заполярье.
Виринея провела пальчиком по его рукаву, коснувшись запястья.
— Иван Степанович, вы не думайте, мы в обиду не дадимся, — негромко проговорила она. У неё был тон человека, очень хорошо знающего, о чём говорит. — И вы не давайтесь, ладно?
Иван невольно улыбнулся.
— Меня обижать, — сказал он, — грех. Такого беленького, пушистого…
Неисповедимы пути!.. Никого и ничего не боявшемуся Кудеяру предлагала защиту девчушка, которую они с Буровым не далее как минувшим летом несли, чуть не плачущую от боли, через лес на руках. И, самое-то смешное, она его действительно могла защитить. Иван вдруг преисполнился шальной и весёлой уверенности, которая, как он по опыту знал, иногда в самом деле двигала горы. Он поддался душевному порыву — и коротко обнял Виринею, словно боевого товарища, пообещавшего прикрыть спину в бою.
— Ты их береги… — шепнул он ей, указав глазами на троицу, стоявшую около «Москвича».
Виринея подмигнула ему и убежала, неся на плече кота, а Скудин отправился к себе, за бронированную дверь. Однако долго отсиживаться за нею не пришлось. Очень скоро его кликнули к высокому начальству. На предмет знакомства.
Секретарша перед знакомой дверью сидела тоже новая… Ничего общего с милой пожилой тёткой, которая обменивалась с Фросенькой кулинарными тайнами и временами допускала жутко полезные «протечки» административных намерений.
Очень скоро его кликнули к высокому начальству. На предмет знакомства.
Секретарша перед знакомой дверью сидела тоже новая… Ничего общего с милой пожилой тёткой, которая обменивалась с Фросенькой кулинарными тайнами и временами допускала жутко полезные «протечки» административных намерений. Новая секретарша сочетала в себе лоск московской бизнес-вумен со всем обаянием надзирательницы из женской тюрьмы. Скудин про себя обозвал её «гестаповкой» и вошёл в кабинет.