— Не гунны ли с твоими родичами теперь в одной шайке римские земли разоряют? — перебил Ульфила.
Фритигерн голову приподнял, на епископа глянул.
— Гунны с аланами вместе ходят, — сказал он нехотя. — Откуда мне знать, что Сафрак затевает. Среди моих вези никаких гуннов нет. Мы их за врагов считаем. Ты дальше пиши. — И снова глаза прикрыл, чтобы лучше думалось. — Напиши: когда пришла беда, обратились вези к могущественному Риму, и была обещана нам от Рима провинция Фракия. Но злой рок, видимо, хотел разлучить и поссорить дружественные наши народы…
Ульфила на мгновение перестал писать. Мир, подумал он. Мне тоже нужен этот мир. И снова принялся выводить буквы.
— Объединившись, римляне и готы превзошли бы могуществом весь остальной мир. Никто не посмел бы посягнуть на нас! Но не всё злым силам торжествовать. Презрим былые обиды. Немало людей полегло с обеих сторон; преградим же путь крови. Совместно оплачем погибших и воздвигнем им памятник лучше колонны или кургана: пусть это будет тишина и согласие.
Ульфила записал. Посмотрел на Фритигерна: подставил князь лицо солнцу, рот приоткрыл, будто выпить хочет. Богато одарил Всевышний человека этого; безрассудно расточает Его дары Фритигерн. Едва не сказал вслух то, что подумалось: не обмани на этот раз, Фритигерн! Пусть слова твои будут правдой.
А князь, не открывая глаз, заключил:
— В обмен на прочный мир и верную службу со всевозможным смирением просит-де князь готский обещанную прежним договором Фракию со всеми ее пашнями и хлебом, с пастбищами и скотом. Только Фракию и ничего сверх того; но и не менее.
Это было хорошее послание, исполненное достоинства и вместе с тем миролюбивое.
Фритигерн ласкал пальцами нагретую солнцем траву.
Фритигерн ласкал пальцами нагретую солнцем траву. Он полюбил эту землю, где пролил столько крови, и очень хотел ее для себя. И получит ее, ибо отступать отсюда ему некуда. Зиму он рассчитывал прожить на тот урожай, что вырастили нынешним летом фракийские крестьяне. Даром, что ли, настаивал в договоре на том, чтобы отдали ему пашни и хлеб. А весной начнется, наконец, новая жизнь для всех вези.
— Напиши второе письмо, Ульфила, — вдруг сказал Фритигерн.
И сразу почувствовал, как насторожился епископ.
— Кому? — поинтересовался Ульфила. — Царю персидскому? На случай, если Валент откажет?
— Нет, тоже Валенту. Но не от лица всех вези, а приватно от меня. — Он сел и усмехнулся. — От государя к государю.
И заговорил задумчиво:
— Напиши ему от меня, что хочу быть Валенту настоящим другом и союзником. И сейчас, как будто мое желание уже осуществилось, считаю долгом остеречь его. Мне ведомо, что многие мои соплеменники не захотят с ромеями мира. Мой родич Алавив, которого я люблю и которого полюбит и Валент, когда узнает его близко, может разбить ромеев. Он горяч, Алавив, эта мысль кружит ему голову. Мне трудно вразумить его. И не остановить мне воинственного порыва многих моих друзей, если сам Валент не поможет в том, проявив добрую волю.
Фритигерн повернул голову, посмотрел на Ульфилу. К щеке князя травинка прилипла.
— Почему ты губы кривишь, епископ?
— Противно слушать тебя.
— Я не злоумышляю против своих, если ты об этом, — невозмутимо возразил Фритигерн. — Я никогда не предам вези. Веришь?
Этому Ульфила вполне верил. Не понимал только цели второго послания, от которого за версту разило предательством.
Фритигерн объяснил:
— Если Алавив на Валента наскочит и цапнет его (а Алавив на такое способен), то после второго послания даже эта выходка не сорвет мирных переговоров. Я всегда смогу доказать, что Алавив действовал против моей воли.
— А если ромеи потребуют, чтобы ты выдал им Алавива?
Фритигерн широко улыбнулся.
— Ах, Ульфила. Ведь ты меня хорошо знаешь.
— Я тебя знаю, — согласился Ульфила. — Я знаю, что никогда нельзя заранее знать, как ты поступишь.
— Я сумею уберечь от них Алавива, если дело повернется так, как мы говорили. В крайнем случае, скажу, что он убит. Ведь ты спрячешь его у себя, правда? — И засмеялся. — Если от меня не знаешь, чего ждать, то что говорить о тебе!
— Главное — мир, — сказал Ульфила. Ему не нравилось, как обернулся разговор.
Фритигерн уловил недовольство епископа и сразу ушел от скользкой темы.
— Да, главное — получить от них мир.
Сказал: «мир», а подумал: «Фракию».
— Дальше диктуй, — сказал Ульфила.
И потекли дальше сладкие речи Фритигерна. Лучше с лукавой змеей знаться, чем такого союзника иметь!
— Чтобы избежать неприятностей от чрезмерно войнолюбивых родичей моих, приватно советую тебе показать им силу твоего войска. Не вступая в битву, пройди перед ними горделиво, вознеся орлов. Это зрелище лишит их задора, а имя твое устрашит их. Тогда они охотно прислушаются к моим словам и заключат мир с тобой.
Тогда они охотно прислушаются к моим словам и заключат мир с тобой.
— А заодно получат хорошую возможность оценить боевую силу ромеев, — сказал Ульфила.
Фритигерн махнул рукой.
— Не ищи подвоха там, где его нет. Мне не нужна эта битва, где мы понесем слишком большие потери. Неужели я еще не убедил тебя? Я хочу купить мир не кровью, а хитростью. Второе письмо обезопасит переговоры от случайностей. А кроме того… — Он посмеялся. — Оно изрядно польстит Валенту. Как все трусы, император любит думать, что одно только его имя наводит страх.