Пока вези молчали, Ульфила добавил:
— Ваш князь Фритигерн знал об этом заранее и все же решился. А когда впервые услышал, то тоже испугался.
Фритигерн еле заметно покраснел, губу прикусил. Епископ-то не прост. Чтобы прочих на свою сторону склонить, его, князя, посмешищем выставил.
И крикнул:
— Что нам бояться? Это бабы пусть боятся, когда мы свое наверстывать начнем.
Тут все сразу зашумели, стали руками махать. Кто смеялся, кто призадумался. Но видно уже было, что почти никто не отступится.
А Ульфила, бросив Меркурина одного, через толпу к Фритигерну пробрался и сказал ему:
— Пойдем что ли, выпьем с тобой пива, князь.
* * *
Сорок дней втолковывал Ульфила упрямым, тугодумным и гордым вези, что такое смирение, что такое любовь и каким образом Дух просвещает души.
Вези-то хорошо помнили, как Вотан ходил по дорогам в бродяжном обличии и умер, прибитый к дереву, — правда, не гвоздями, а копьем.
Вези-то хорошо помнили, как Вотан ходил по дорогам в бродяжном обличии и умер, прибитый к дереву, — правда, не гвоздями, а копьем. Так что здесь для них особенных открытий не было. Знали они и такого бога.
Новым было то, что Бог один.
То есть, совершенно один.
Он нерожден, без начала и конца, Он вечен, Он — высший виновник всего сущего, безграничный, необъятный, невидимый, неизмеримый, непостижимый, неизменяемый, неразделяемый, не причастный никакой телесности и сложности.
И вот, не переставая быть Единым, Бог сей не для разделения или уменьшения Своего Божества, а для обнаружения Своей благости, по Своему всемогущему изволению — бесстрастный бесстрастно, нетленный нетленно, неизменяемый неизменно — сотворил и родил, произвел и установил Бога Единородного.
И хотя Сын произошел от Отца и после Отца и по причине Отца и для прославления Отца, однако ж и Сам есть великий Бог, великий Господь, великая Тайна, великий Свет.
Это уже было более или менее понятно. Тем более, что для обозначения «тайны» Ульфила взял старое слово «runa», отсылая своих слушателей к непостижимым для воинов тайнам рунного вопрошания. Стало быть, и Бог ульфилин к той тайне причастен.
Этот Божеский Сын вроде как комит при высшем военачальнике — Творец всякого за ним творения, в том числе и нас с вами, дети мои, Промыслитель, Законодатель, Искупитель, Спаситель и Праведный Судия живых и мертвых.
И добавил, Евномия вспоминая (его слова): Сын — совершеннейший служебный деятель.
Вези кивали лохматыми белокурыми головами. Дальше давай, тут все пока просто.
Дальше?
Дух Святый сотворен от Отца чрез Сына прежде всех Его творений; ни Бог первый, ни Бог второй, но от Первого чрез посредство Второго поставлен на третьей степени. Ибо Дух Святый — не Высочайная Виновность, как Отец, и не Творец, как Сын. Он — просветитель, освятитель, наставник, руководитель и вспомогатель в деле нашего спасения, слуга Христов, раздаятель даров благодати.
То есть, так понимать надо, без Духа ничего не получится, делали вывод вези. Поначалу сложно им это казалось, иные уж в уныние впадали. Но епископ был терпелив и растолковывал и так и эдак, пока вдруг не осенило нескольких, у кого воображение побогаче: вот снизойдет на нас Дух, и тотчас же перестанем тупыми быть.
А чтобы Дух снизошел, продолжали рассуждать эти простые, но чрезвычайно практические люди, его приманить нужно. Для того и храм строим, огни зажигаем, для того и Меркурин с десятком таких же, как он, молодых ребят песни разучивает, чтобы потом в храме петь.
От мысли, что Дух снизойдет и все сразу станет ясно и понятно, многие приободрились и теперь уже ждали Пасхи с острым любопытством.
С любовью и смирением куда труднее было. Смирение — не Дух, его песней не приманишь. Да и не таковы вези, чтобы смирение приманивать. Еще чего! Они и сами хоть кого усмирят, а уж к ним лучше не лезь — схлопочешь.
Будто Ульфила этого не знал. Усмехаясь про себя, на площадь пришел, где все собрались епископа послушать — что еще блаженный расскажет интересного. Опомниться никому не дал Ульфила — с ходу про то заговорил, что ежели по правой щеке тебя огрели, подставить левую надлежит и, зажмурясь, ждать, пока и по левой врежут. А не кишки мерзавцу выпускать, как это у вези в обычае…
Ох, ничего себе!.. Ну, загнул!..
Ульфила фритигерновым вези нравился, потому убивать его за такие советы никто не захотел. Но возмутились страшно. Кричать стали, плеваться, кулаками махать.
Но возмутились страшно. Кричать стали, плеваться, кулаками махать.
Ульфила этого и ждал. Замолчал, обвел глазами. Фритигерна заметил — тот стоял, как обычно, в последнем ряду и еле заметно улыбался. И стоило Ульфиле отвернуться, как шепнул что-то стоявшему рядом дружиннику.
Вышел княжий дружинник вперед. Рослый, широкоплечий, лицо шрамом рассечено. Храбрый, верный человек, испытанный воин, страха и сомнения не ведал. Кто же его не знает, этого Арнульфа.
Ульфила рядом с ним совсем потерялся — от земли епископа не видно.
И сказал Арнульф, князем подученный:
— А что, епископ, ежели тебя по лицу ударить — ты тоже другую щеку подставишь?
Меркурин за ульфилиной спиной побледнел, за нож схватился.
Ульфила подумал немного и ответил честно: