Резиденция Урзакия — небольшой дом в двух шагах от каменной базилики в западной части города. Господин епископ долго не хотел пускать господ посетителей; слышно было, как орет на слугу из глубины дома:
— Скажи ты этим болванам, что епископ почивает!
Слуга так и сказал: почивает-де епископ.
Господин епископ долго не хотел пускать господ посетителей; слышно было, как орет на слугу из глубины дома:
— Скажи ты этим болванам, что епископ почивает!
Слуга так и сказал: почивает-де епископ. Силена слугу от двери оттер, в дом вломился. Навстречу Урзакий выскочил в одной рубахе, от гнева красный. Столкнулись, точно два боевых слона. Казалось, так и убил бы один другого; но вот мгновение минуло — и оба хохочут.
Через полчаса Урзакий уже угощал гостей. Варвары лопали, как псы, давясь, — наголодались на том берегу Дуная, ибо охота, пока лагерем вокруг Ульфилы стояли, кормила их недостаточно.
Силена в простых и ясных словах описал Урзакию происходящее в Готии (ибо так ромеи с некоторых пор именовали Дакию).
Урзакий хмурился. Ай да Силена. С хрупких плеч своего возлюбленного епископа Ульфилы на его, Урзакия, римскую бычью шею хочет ярмо переложить.
И поди отшей его, этого Силену, когда он кругом прав. Не помочь единоверцам в страшной беде — это последней сволочью нужно быть.
Сознался тут Урзакий: спал так поздно, потому что всю ночь письма разбирал. Никейцы, кажется, целью такой задались: веру Христову в глазах язычников в посмешище обратить. Попутно завел разговор о том, как сам-то Силена верует и каково учение ульфилино. Но Силена честно сказал, что в догматах не силен, а споры считает большим грехом и преступлением.
Урзакий рукой махнул. Пусть Ульфила с народом своим переправляется на римский берег, пока Атанарих этот и вправду весь род христианский в Готии под корень не извел. Взялся Урзакий поговорить о том с городскими властями и помочь отрядить посольство к императору Констанцию.
— К императору особый подход нужен, — так сказал Урзакий честнейшему Силене, который в «особых подходах» был откровенно не сведущ. — Так что я вам своего человека для того дам.
Раньше против Нов был большой мост через Дунай. При Адриане его снесли, ибо варвары начали злоупотреблять удобством переправы и до костей обгрызли римские владения на много миль вокруг моста.
Поэтому переправу устроили на лодках; помог и военный корабль дунайского Флавиева флота — шел вверх по реке, патрулировал, ну и для богоугодного дела спасения христиан от погибели сгодился.
Ульфила в числе последних переправлялся. Урзакий весь извелся в ожидании: каков он из себя, этот пастырь, этот Волчонок, который столько дикого народу в кроткую веру Христову обратил? И какого он нрава? Неистов он или смирен? Или неистов в смирении своем?..
Наконец, пристала и последняя лодка. Невысокий седеющий человек вышел на берег. Под плащом котомку прятал, от чего сперва показался Урзакию горбатым. Не успел опомниться, как сгреб его грубый Урзакий в объятия и пророкотал:
— Добро пожаловать в Империю.
* * *
Император Констанций принял беглецов чрезвычайно ласково. Еще бы. Все случившееся — неважно, хотел того Ульфила или не хотел — было весьма на руку ромеям. Часть везеготского племени откололась от народа своего. Воинственный Атанарих ярится в бессилии. А чем слабее вези, тем лучше, тем спокойнее дунайским провинциям Империи — государственного ума не требуется, чтобы это понять.
Землю поселенцам христианским отвели не самую лучшую (незачем варваров баловать и римских граждан дразнить) — в горах Гема, между Новами и Августой Траяна.
Так в тридцать семь лет сделался Ульфила патриархом — главой большой христианской общины.
Эти ульфилины готы были не такие, как все прочие готы, — и остры, «блестящие», и вези, «мудрые», — потому называли их Gothi Minor, «меньшими готами».
Много лет сидели на своей скудноватой земле, возделывая ее неустанно; скот разводили. Вина своего не имели; зато в изобилии пили молоко. Небогато жили, но в довольстве — не бедствовали. И войны в их села нечасто заглядывали, ибо взять у «меньших готов» было нечего.
Главным же своим богатством — верой — делиться были готовы с любым, да только мало кто тогда по Империи рыскал за такой добычей.
Глава четвертая
Евномий из Кизика
360 год
В то время наставником готов был некто Ульфила, коему готы верили настолько, что всякое слово его считали для себя непреложным законом. Склонив Ульфилу на свою сторону, сколько уговорами, столько и деньгам, ненавистный Евдоксий устроил так, что варвары действительно вошли в общение с императором (Констанцием). Убеждая готского учителя, Евдоксий настаивал, что вражда среди христиан возгорелась из-за честолюбия, а в догматах нет никакого различия. Посему готы, говоря, что Отец больше Сына, не соглашаются однако называть Сына «тварью», хотя и не разрывают общения с теми, кто называет Его так.
Вслед за Евдоксием указывал варварам и сам Ульфила, что в верованиях разъединившихся христиан существенной разницы нет, что причина несогласий — честолюбие.
блаж. Феодорит
Христианскую религию, которую отличает цельность и простота, он (Констанций) сочетал с бабьим суеверием. Погружаясь в толкования вместо простого принятия ее, он возбудил множество споров, а при дальнейшем расширении этих последних поддерживал их словопрениями. Целые ватаги епископов разъезжали туда и сюда, пользуясь государственной почтой, на так называемые синоды, стремясь наладить весь культ по своим решениям. Государственной почте он причинил этим страшный ущерб.