«Они — мои готы, и я их люблю».
Глава первая
Антиохия
341 год
Он был рукоположен Евсевием и бывшим с ним епископом для живущих в готской земле христиан и заботился о них во всех отношениях, а кроме того, изобрел для них азбуку и перевел на их язык все Писание, кроме Книги Царств, поскольку она заключает в себе рассказы о войнах. А народ готский был войнолюбив и скорее нуждался в узде для своих страстей к битвам, чем в поощрении к этому.
Филосторгий-арианин. Церковная история
— Толмач где?
Ах, какой пышный царедворец! Последний из слуг государевых как князь перед варварами. Легким шагом вошел; следом — шелковым дуновением аромат благовоний. Остановился, точно споткнулся о крепкий мужеский дух, от варваров исходящий; бровью повел. Брови у царедворца дугой, подбритые, лицо гладкое — евнух, что ли?
Варварское посольство кушало. Сидели посланники на полу, скрестив ноги. Колени у них крепкие, мослатые, на икрах туго намотаны ремни.
На царедворца поглядели искоса, точно усмехаясь. И один из варваров, выплюнув длинную прядь, вместе с куском мяса попавшую в рот, мотнул головой, указывая на кого-то, совсем не заметного в густой тени.
— Толмача тебе? Вон сидит.
В тени пошевелились, однако ж вставать и идти на зов явно не спешили.
И вот царедворец стоит и смотрит, а эти — сидят и чавкают.
Наконец сказал царедворец:
— Зовут толмача.
И снова отозвался тот варвар, что и в первый раз:
— Пусть поест сперва. Мало ли кто позовет, на всякий чих не наздравствуешься.
Царедворец вспыхнул, дерзостей наговорил послам. Те же слушали, усмехаясь, и только хрящи у них на зубах трещали.
В полумраке двинули медным блюдом, громыхнули чем-то, охнули. И вышел на свет толмач, которого звали.
Пошли вдвоем к дверям. Варвары не пошевелились. Только один сказал толмачу в спину:
— Ежели что — кричи громче. Мы услышим.
Посланный был от константинопольского патриарха Евсевия. Евсевий был стар. Многое пережил, многое и многим причинил, и доброго и худого, но все не мог угомониться.
Толмач вошел в комнату, быстро окинул ее взглядом, зацепив и мысленно ощупав каждый угол, каждую плохо освещенную драпировку.
Старик, простертый на ложе в углу комнаты, засмеялся. И засмеялся второй, помоложе, бывший с ним.
— Не озирайся, не убивать позвали, — сказал старик.
Толмач неопределенно двинул плечом.
— Ближе подойди, — велел старик. — Я Евсевий.
Варвар приблизился, без смущения глядя в старое властное лицо с огромным горбатым носом. Старик ткнул ему в губы рукой — для поцелуя. Поморщился: от варвара, даром что клирик, несло той же козлятиной, что от прочих членов посольства.
Толмач еле заметно шевельнул ноздрями. Его тревожил тяжелый запах благовоний, которым в этой комнате было пропитано, казалось, все, даже мебель.
— Говорили, будто толмач готский — клирик, — без всякого вступления заговорил Евсевий. — Верно?
Варвар кивнул.
— Любопытен ты мне, — сказал Евсевий. И улыбнулся еле заметно: — Что ты все прислушиваешься?
— Дивно мне здесь все, — сказал варвар.
Евсевий пошевелился на своем ложе, прищурился, разглядывая лицо молодого человека — тому было лет тридцать. Вези.
Год от года готские племена становились все сильнее и все теснее жались к границам Римской Империи. Лучше бы иметь с ними одну веру — вот о чем непрестанно думал теперь епископ Константинопольский.
А времени у него почти не было. Евсевий слабел с каждым днем. Уйти же из этого мира, не выполнив того, что он считал своим долгом, старый римлянин не мог. Потому и велел призвать к себе готского клирика. Тот, вроде, бойко болтает и по-гречески, и по-латыни, хоть и варвар.
— Разговор у меня к тебе, дьякон, — сказал Евсевий.
— Не дьякон, — поправил вези. — Я чтец.
— А, — молвил старик разочарованно. — Даже и не дьякон…
А тот кивнул, мотнул длинными волосами.
Евсевия все это начало уже не на шутку раздражать.
— Ты головой-то не мотай, не конь, — проворчал он. — Помоги сесть.
Руки у готского толмача ловкие, крепкие; раздражение Евсевия сразу прошло, как только он уселся, обложившись скользкими шелковыми подушками.
А готский чтец рядом стоит, слегка склонив голову, — невысокого роста, щуплый, как подросток, темноволосый, с острыми чертами.
— Не очень-то ты похож на гота, — брякнул Евсевий.
— Не очень-то ты похож на гота, — брякнул Евсевий.
— Моя родня — из Каппадокии, — нехотя пояснил чтец, явно считая этот разговор лишним.
Но Евсевий только хмыкнул.
— Слова-то не цеди, отвечай, когда тебя спрашивают, — назидательно сказал старик епископ и уставил на чтеца узловатый палец. — Нам, старикам, позволено быть любопытными, потому как времени на вежливость уже не отпущено…
— Как тебе угодно, господин, — сказал чтец. И опять оглянулся — не пора ли к выходу.
А Евсевий продолжал въедаться со своими расспросами.
— Родители твои кто?
— Они рабы, — сердясь, ответил варвар. И носом фыркнул.
Евсевий рассмеялся, довольный:
— Когда будешь епископом, найми учителя. Пусть обучит тебя манерам.
— Епископу манеры не обязательны, — отозвался варвар. Ядовито так, точно намекал на что-то.
Евсевий улыбнулся еще шире.
— Да, — согласился он. — Но это производит впечатление. — И неожиданно скакнул мыслью: — Где ты так выучился греческому?