— О Боже, — вздохнул Боб, он же Роберт, он же Бобби. — Как он умер?
— Можете спросить сами, — предложила Генри. Она уже вытащила баллончик и теперь держала его в руке.
— Нет, нет, нет!
— Где вы хотите, чтобы мы положили его? — спросил я.
— Положили его?
Я объяснил Роберту, Бобби или Бобу, что мы искали место, где можно оставить Боба. Что нам сказали…
— Попросили, — поправила Генри.
…отвезти его к брату. Что мы следовали указаниям искателя, пытаясь обнаружить жениха Генри…
— Мужа. …и определенную пластинку, проданную незаконно, по ошибке, которую я пытаюсь вернуть назад…
Он просветлел лицом. — Пластинка? Та самая александрийская штучка? Теперь настала моя очередь становиться осторожным.
— Возможно.
— Думаю, я могу вам помочь, — сказал он. Протянул руку — «Боб» — и объяснил мне, что он только наемный служащий в «Золотых годах». Три дня работает и три дня отдыхает. Пластинка, которую я ищу, находится у него дома. Если мы подождем до утра, когда закончится его смена, он возьмет нас с собой.
И Боба.
Мне предложение понравилось. Генри тоже.
Генри отправилась обратно в казино с Бобом, найти «кабинет задумчивости для девочек» (как она сказала), а я улегся в кузове между Бобом и Гомер. Ночь выдалась удивительно теплая. Голова Гомер из горячей и склизкой сделалась прохладной и пушистой. Неужели на куппере отрастает шерсть? Я размышлял, гладя храпящую Гомер, и погружался в ту черную точку, которую называют сном, ту маленькую черную точку, которая пожирает прошлое, настоящее и будущее.
Когда я проснулся, уже настал день и Генри все еще не появилась. Я лежал один в грузовике с Бобом и Гомер. Невозможно было сказать, который час. Знак казино «Золотые годы» мигал, отбрасывая таинственный свет на стоянку, и огромные автобусы выглядели как киты; разлегшиеся в ряд на берегу.
У меня возникло странное ощущение, понадобилось некоторое время, чтобы распознать его или, точнее вспомнить. Мне хотелось в туалет.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
А как насчет нехудожественной литературы? Или художественной, замаскированной под нехудожественную? Или нехудожественной, замаскированной под художественную? Как насчет эссе о художественной литературе, критики, журналистики? Как насчет авторов, писавших в одном жанре и одновременно пробовавших себя в другом? Вначале казалось, что так или иначе литература требовала иного подхода, чем визуальные искусства, так как книги появлялись в несравненно большем объеме.
Мне хотелось в туалет.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
А как насчет нехудожественной литературы? Или художественной, замаскированной под нехудожественную? Или нехудожественной, замаскированной под художественную? Как насчет эссе о художественной литературе, критики, журналистики? Как насчет авторов, писавших в одном жанре и одновременно пробовавших себя в другом? Вначале казалось, что так или иначе литература требовала иного подхода, чем визуальные искусства, так как книги появлялись в несравненно большем объеме. В данном случае необходимость срочного вмешательства даже не подвергалась сомнению. К тому же существовало (как оказалось) гораздо больше видов книг, чем картин. Первым делом следовало разделить книги, являвшиеся частью исторического наследства и принадлежащие только к развлекательному искусству. Круглый Стол постановил, что удалять следует только художественную литературу и поэзию. Так как художественная литература раннего периода часто являлась к тому же и частью исторического наследия, приняли решение удалять только авторов, родившихся после 1900 года, вместе с их художественными произведениями и/или поэзией. Таким образом, Марк Твен, Фрэнсис Скотт Фитцджеральд присоединились к Шекспиру и сэру Вальтеру Скотту в вечном литературном Зале Славы, а Сэлинджер и Смайли получили шанс испытать судьбу наравне с остальными.
Но разве старинные картины и рисунки не имели исторической ценности наряду (а иногда и помимо) с принадлежностью к искусству? Другими словами, опять же, как насчет Микеланджело? Или Рубенса, или Сезанна? Ответ уже появился на примере литературы, и, таким образом, Моне присоединился к Микеланджело и остальным Бессмертным, в то время как Поллок и Уорхолл остались за чертой.
Дискуссии заняли несколько дней. Совещания начинались точно в девять утра, после быстрого завтрака, и продолжались до шести вечера, с одним часовым перерывом на ленч. Вечера проходили в отеле, где располагались сауна с небольшим бассейном, спортзал, бар, приличная библиотека и фильмотека. Дамарис никогда не общалась с остальными участниками вне совещаний. На самом деле члены Круглого Стола вообще редко разговаривали друг с другом. Будто их личности и мнения меркли, когда они расходились.
Поэты, как и романисты, удалялись немедленно. Поэтов, родившихся до 1900 года, не трогали. От драм избавиться просто, так как пьеса, как и роман, уходит вместе со своим автором. Мемуары, насколько бы искренними они ни были, признали художественными произведениями, в то время как исторические произведения, несмотря на степень их правдоподобности, признавались фактами. Это привело к возражениям, что только личный стиль, а не художественность превращает книгу в литературное произведение. А танцы? Каждый танец исчезает сам по себе вместе с записями представлений и обучающих программ.