Можно попробовать спровоцировать капитана действительно на полный запрет любых вахт — и это осуществимо при правильном подходе. В этом случае охранные роботы вообще не придут на помощь капитану. Есть несколько путей…
Шадрин слушал, едва только не раскрыв рот. Черт возьми! Головастые малые все-таки вьются около директората! Вещи, которые еще полчаса назад представлялсь пустопорожним трепом вдруг начинали казаться реальными и возможными, стоит только немного поднапрячься. Негромкий голос, исполненный уверенности и смутной гипнотической силы, звучал в зале, и дело замены капитана вдруг начало обретать черты реального последовательного плана.
Место совещания за этот вечер меняли трижды, а Самохвалов все излагал и излагал подробности и варианты будущих действий.
Место совещания за этот вечер меняли трижды, а Самохвалов все излагал и излагал подробности и варианты будущих действий. Шадрин поневоле увлекся.
Всерьез.
48. Павел Суваев, старший офицер-аналитик, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
В десять минут шестого Суваев чмокнул жену в щеку и выскользнул в коридор жилого сектора старших офицеров. Из каюты напротив как раз выходили Курт Риггельд и Юлька Юргенсон. Юлька улыбалась, а Курт хмурился и нервно оглаживал тяжеловесную кобуру на поясе.
Суваев тоже потрогал кобуру — уже недели три как не пустую. Капитан Савельев в который раз продемонстрировал недюжинную прозорливость, раздав своему ближайшему окружению оружие.
Беспорядки в жилых секторах экипажа начались спустя какую-нибудь неделю после вооружения. По кораблю ползли слухи один глупее и нелепее другого, но волжане им почему-то охотно верили; а неожиданная остановка сервис-систем едва не вызвала взрывной голодный бунт. Двое с лишним суток Артур Мустяца провел в биоскафандре, в единении с кораблем, и вывалился из шкафа выжатый, как лимон. Как наркоман после передозировки.
Но систему он все-таки оживил со своими обормотами-подчиненными.
— Привет, Суваев, — поздоровалась Юлька. — На встречу?
— Ага.
Риггельд просто кивнул, и не проронил ни слова.
Втроем офицерство влезло в приветливое нутро транспортной платформы; с недавних пор платформы переделали из простых летающих и прыгающих сквозь пространство плоскостей в копии вездеходов или автомобилей — с кабиной, дверцами, сидениями. Суваеву нравилось это новшество. Тем более, что платформы продолжали исправно прыгать по кораблю, словно чудесные пассажирские блохи.
— Где сборище-то? — недовольно поинтересовался Риггельд. — Дожились, Donnerwetter! Митинги на борту!
— В жилых… На площади, — подсказала Юлька с готовностью.
— Какой еще площади? — удивился Риггельд.
Юлька улыбнулась и потерлась щекой о его плечо.
— Ну, там зал такой есть здоровый, где Мустяца фонтан выращивал, помнишь? Вот, это место теперь площадью и называют.
— А… — дошло до Риггельда. — Фингерный зал. Знаю.
— Его расширили, кстати, — уточнил Суваев. — Площадь теперь — самое для него подходящее название. Особенно, когда фонтан запустили.
Вездеход вырулил в транспортный рукав и резко увеличил скорость. Далеко впереди мерцали габаритные огни еще одного. Полумрак рукава захлестнул кабину, и только бессмысленное свечение под лобовым стеклом, там, где полагалось находиться приборной доске, тщетно пыталось этот полумрак разогнать.
«Сейчас прыгнем», — подумал Суваев, по привычке пытаясь уловить момент перехода на финишный участок.
Насколько он знал, это еще никому не удавалось — уловить момент прыжка.
Впереди замаячило размытое пятно света — транспортный рукав вливался в пузырь-распределитель. Здесь перекрещивались несколько рукавов. Передняя платформа как раз нырнула в это световое пятно, и оранжевые габаритные огни тотчас поблекли.
А потом вспыхнули алые пятна экстренного торможения, и с некоторым опозданием донеслись звуки выстрелов и глухой удар — передняя платформа вильнула в сторону и ткнулась в стену пузыря. Захлопали дверцы, и кто-то закричал злым надсадным голосом, а потом снова затрещали выстрелы из бласта.
— Что такое, черт возьми! — Суваев подобрался, как ныряльщик перед прыжком. Бласт словно бы сам собой перекочевал из кобуры в руку.
Они как раз приблизились к пузырю, внешне похожему на большой стеклянный шар, в котором змеились хитроумные многоуровневые развязки нескольких тоннелей. Платформа с помятым корпусом приткнулась к неповрежденной стене пузыря, оторванная с мясом дверца валялась рядом. Внутри платформы-вездехода сидела Яна Шепеленко, бледная, но решительная, и в руке ее мелко плясал бласт «Витязь».
— А, — сказала она с нескрываемым облегчением, — это вы…
Суваев обернулся — Юлька и Риггельд, тоже вооруженные, стояли чуть позади него.
— Что за стрельба? — поинтересовался Суваев. — Прям, как дома…
— Не знаю, — Янка качнула головой. — Мы ехали на сборище… Я, Смагин и Рома. Тут нас обстреляли — во-он оттуда. Рома со Смагиным погнались.
— Кто стрелял-то хоть, видели? — угрюмо спросил Риггельд.
— Не знаю. Тип какой-то, в обычном комбезе. Шарахнул несколько раз, и наутек пустился.
Суваев внимательно глянул на увечную платформу. В лобовом стекле виднелись четыре аккуратненьких овальных отверстия.