Хорошая, словом, у Кости была клавиатура.
И правильно. Старая добрая командная строка и двухстолбцовые окошки «Миднайт коммандера» — что может быть лучше? Не дурацкие же иконки в псевдообъеме, в которые нужно тыкать курсором…
Выставив частоту, я подтянул к себе микрофон на тонкой хромированной подставке и переключил звук на внешний громкоговоритель.
На волне космодрома было тихо. Такое впечатление, что службы наблюдения и диспетчерская обезлюдели. И переговоров кораблей не слышно. Я вспомнил, что сотворили истребители чужих с несчастным «Саргассом», и стиснул зубы. Если бы мне сказали, что в окрестностях Волги не осталось больше ни одного человеческого звездолета, я бы поверил. И ничуть не удивился бы.
Тогда я настроился на наш график, и сразу же услышал низкий голос Курта Риггельда:
— …стоит, мне кажется. Не мальчик, разберется сам.
— Он обещал все время слушать волну! — с неменьшим облегчением я узнал голос Юльки отчаянной. — Что-то случилось, я чувствую.
— Погоди, — остановил ее Риггельд. — Кажется, кто-то подключился. Слышала?
— Рома, ты? — с надеждой спросила Юлька, и от этой ее надежды в голосе у меня даже слегка защемило где-то в области сердца.
Черт возьми, приятно сознавать, что о тебе волнуются! Что ты кому-то нужен. И вдвойне приятно — когда волнуется женщина, которая и тебе самому небезразлична.
— Я, — отозвался я; почему-то голос у меня прозвучал очень устало.
— Ты цел? — спросила Юлька.
— Я-то цел…
— Урод! — сердито перебила Юлька. — Wo treibst du dich herum? Ты же обещал отвечать сразу, Hol dich der Teufel!
Когда она сердилась или волновалась, она часто переходила на немецкий.
— Я не мог ответить, — по-прежнему устало объяснил я.
— Почему не мог? Ты где?
— У Чистякова на заимке.
Юлька рассердилась.
— Мы же договорились: ни минуты лишней на поверхности! Взлетай немедленно!
— Юля, — сказал я как можно спокойнее. — Я не могу взлететь. «Саргасса» больше нет.
Юлька соображала что к чему долгие пять секунд.
— То есть… как это нет?
— Чужие сожгли. Прямо на земле, около заимки. Я еле успел убраться в сторону.
— Чужие? — я почувствовал, как Юлька напряглась. — Они что, уже начали активные действия?
— Получается — да. И на космодроме тишина. Да и есть ли он еще — космодром?
— Я связывалась минут десять… нет, уже больше. Минут пятнадцать назад. Чужие посадили все взлетевшие корабли — наши корабли я имею в виду — а над космодромом завис здоровенный крейсер. Другой завис над Новосаратовом. Но они ничего не жгли, мне Зислис сказал.
— Зислис? Он что, еще тут? А, ну да, корабли ведь вернули…
— А он никуда и не летал, — сообщила Юлька. — Сидел на наблюдении с Веригиным и этим американером… как его…
— Бэкхем, — подсказал молчун-Риггельд, и снова умолк.
— Ага, точно. Суваев еще с ними был одно время, потом ушел.
Юлька растерянно вздохнула.
— А Костя с тобой?
— Со мной. И еще тут один типчик… — я покосился на шлюз. Старатель с пацаном на руках изваянием маячил на фоне серой оболочки купола. — Точнее, даже не один. Полтора.
Юлька не стала уточнять — о чем я. Умница она, Юлька.
— Надо вас вытаскивать, — протянула она задумчиво. — «Саргасс» уже не починишь?
— Юля, — терпеливо сказал я. — «Саргасса» больше нет. Вообще нет. Из обломков даже шалаш не сложишь. И, между прочим, истребители, которые его сожгли, пошли в сторону заимки Курта. Эй, Курт, ты слышишь?
— Слышу, — отозвался Риггельд. — Только я не на заимке. Не на основной, точнее. Я на островке. Архипелаг Завгар знаешь?
— Это в южном полушарии, что ли? За Землей Четырех Ветров?
— Да.
«И у Риггельда есть левые рудники, — отметил я машинально. — Ну почему эта дурацкая шкатулка попалась именно мне?»
Я спиной чувствовал взгляд старателя и его малолетнего соседа.
Если бы не я — сидели бы они сейчас по домам, занимались бы привычным. У мальца мать здравствовала бы. У этого долдона — братья и отец, какой уж ни есть.
Одно нажатие кнопки — и все кувырком. Как причудлив мир!
И как беспощаден.
— Юлька, — сказал я. — А ведь полеты сейчас опасны. Кто знает, сколько чужих истребителей сейчас рыщет в небе над Волгой? Сколько крейсеров торчат на орбите? Они, поди, и с орбиты тебя пожечь могут, что им стоит?
— То есть? — спросила Юлька недоуменно. — Ты намекаешь, чтобы я вас бросила?
Я промолчал.
— Рома, — сказала Юлька ласково. — Я тебе при встрече челюсть на сторону сворочу. Понял?
Я опять промолчал.
— Сидите на заимке, и никуда. Ясно? — велела Юлька сердитым голосом.
— А если чужие начнут жечь и заимки? Тоже сидеть? Савельев и Чистяков запеченные под куполом, подавать с зеленью и белым вином… — я сокрушенно вздохнул.
Ну, вот опять. Начинаю нести всякую околесицу, когда нужно думать, думать, и еще раз думать. Почему-то мое хваленое чутье помогает и подсказывает только когда враг рядом и готов в меня выстрелить. А вот в… э-э-э… долгосрочном планировании — помогать отказывается наотрез. Обидно, честное слово!
Тут на графике прозвучал характерный щелчок — включился еще кто-то.
— Ау! — позвал новый голос; я сразу распознал голос Смагина.
— Ну? — отозвалась Юлька.
— Никто только что частоту патруля не слушал? — осведомился Смагин. Голос его звучал странно и необычно, и я не сразу понял, что голос дрожит. Смагин был напуган и растерян.