А потом вечерние сумерки распорола голубая вспышка, и я скорее угадал, чем увидел, как Смагин кубарем скатывается с обтекателя на скошенную плоскость, а рядом словно из-под земли возникают и вспрыгивают на плоскость незнакомые существа с очень длинными шеями и непропорционально большими головами. Плоскости «Экватора» человеку среднего роста примерно по грудь; а этим головастым они доставали всего лишь до пояса.
Бласт сам собой оказался у меня в руке; саданув по чужакам широкой очередью я упал на известняк и проворно пополз в сторону. Там где я лежал вдруг зашипело; я оглянулся, стараясь не отрывать голову от грунта. Фонтанчик не то светлого дыма, не то белесого пара взметнулся к звездам — он казался таким мирным и напоминал скорее танцующего джинна из детского мультика чем эхо возможной смерти.
Было слышно, как Юлька ругается по-немецки, и как хрипит что-то нечленораздельное Чистяков; Яна тонко крикнула и умолкла, словно ей зажали рот. Потом в поле зрения ненадолго появился Фил — даже сейчас я сумел рассмотреть, что лицо у него еще более удивленное, чем днем. Блестящим свингом он отправил в нокаут ближнего головастого, но рядом тут же возникли еще двое. Пока Фил бил следующего, его ткнули какой-то тускло отблескивающей палкой и Фил беззвучно осел на известняк.
Этих двух головастых я застрелил не мешкая. И, доверившись чутью, перевернулся на спину.
Очень вовремя. Сверху на меня прыгнул очередной чужак — теперь я понял, что чужаки смахивают на одетых в комбинезоны страусов, но только голова у них раз в пять побольше, чем у безобидных степных птиц. В руке чужак сжимал такую же тускло поблескивающую палку, какой успокоили Фила. Вряд ли меня особенно обрадует прикосновение этой штучки…
Чужака я очень удачно принял на ступни и отшвырнул, а пока он пытался помягче приземлиться, всадил в него добрый заряд. Следующие несколько секунд ушли у меня на то, чтобы переместиться в сторону метров на десять. Очень кстати подвернулась глубокая воронка — не то промоина, не то давний, сглаженный временем разлом. Я слизнем втек в эту воронку и залег там, как в окопе.
Вспышки Юлькиного бласта рвали темноту на части, мой ноктовизор то и дело самопроизвольно менял настройку, сбитый с толку частыми переменами освещенности. Заверещал высоким голосом кто-то из чужаков — человек не смог бы издавать такие звуки. Мелькнули в стороне несколько теней — я наудачу выпустил пяток импульсов.
И вдруг все кончилось. Разом. Стало пронзительно тихо, как в давно заброшенной шахте. Только чуть погодя далеко в стороне еле слышно заурчал какой-то незнакомый механизм.
Я оставался в воронке еще с минуту. Потом рассмотрел Юльку — она, сцепив зубы, старательно пинала кого-то ногами, а потом поблизости объявился и Чистяков. Кажется, он пытался Юльку успокоить.
Пригибаясь, я отправился туда, не забывая вертеть головой и осматриваться. У самого корабля над неподвижной Яной склонился Смагин. Вокруг бревнами валялось по крайней мере семеро головастых. А вот американер Фил и малолетний Боря исчезли.
Из всех уцелевших в этой нелепой стычке я остался самым спокойным. Смагин давно приблизился к нервному срыву, Юлька тоже психанула, Чистяков впал в мрачность, а Яна Шепеленко просто пребывала в обмороке. Я же не успел ни испугаться толком, ни растеряться — все слишком быстро закончилось.
— Эй, вы! — тихо позвал я. — А ну, в бункер, живо!
Осмысленный приказ вернул Смагина к жизни. Он вскочил, легко подхватил Яну на руки и бегом миновал тамбур. Чистяков тянул Юльку за рукав, а она размахивала бластом, вырывалась и что-то вполголоса шипела сквозь зубы. На немецком. Чистяков ее явно не понимал. Пришлось помочь; против нас двоих Юлька не сдюжила и мы ее все-таки силком втащили в бункер. Только когда тихо щелкнули запоры она немного расслабилась.
Я стянул очки и угрюмо осмотрел друзей-старателей.
Чистяков был перепачкан мелом и кровью. В ладони он держал свой любимый нож, тоже перепачканный мелом и кровью. Юлька умудрилась не извозиться в известняке, зато левый рукав ее комбинезона чернел, словно обожженный. Смагин показался мне непривычно бледным, каждая веснушка отчетливо проступила на его породистом длинном лице. Я заметил, что у Смагина сильно трясутся руки.
А потом я повернулся к зеркалу, и встретился со своим безумным взглядом.
Мне только казалось, что я остался спокойным. Во взгляде читалось совсем другое. Совсем-совсем.
«Смерть или слава». Как у одержимых битвой берсеркеров.
23. Павел Суваев, ранее — оператор станции планетного наблюдения, Homo, планета Волга.
Почти до самой темноты было тихо — чужие убрались с поверхности, а крейсер продолжал висеть над Новосаратовом словно исполинская головка сыра. Защитники города после того, как чужие откатились и взлетели, выждали часа два, а затем как-то незаметно начали праздновать победу. Два небритых лба-баскетболиста из соседней многоэтажки пролезли сквозь разбитую витрину супермаркета и вытащили наружу ящик кукурузной водки. Хозяин супермаркета, сосед Суваева снизу, только обреченно махнул рукой.
И все. Толпа объединенная общим делом мгновенно превратилась в толпу разобщенную. Правда, Суваев не мог не отметить — не вспыхнуло ни единой ссоры, ни единой драки, хотя оружия сегодня у каждого имелось не в пример больше обычного.