Четыре корабля по очереди высадили чужих-десантников, и убрались утюжить ангары на западной кромке космодрома.
Сорок. Сорок чужаков, вооруженных неизвестно чем — против горстки волжан.
Зислис невольно содрогнулся. Еще недавно ему казалось — что стоит взять бласт и стрелять в пришельцев? Все равно ведь вскоре умирать. А сейчас руки стали будто ватными, во рту пересохло, и стрелять совсем не хочется. Хочется, наоборот, заползти поглубже в кусты и прикрыть чем-нибудь голову от греха подальше. И сделаться маленьким-маленьким… Как цикада. Или еще меньше.
Яковец вдруг тихо выругался, залег поудобнее, просунул ствол бласта между проволок и прищурил один глаз.
— Ну, — прошипел он. — Идите сюда, суки. Идите, сволочи. Космодром наш жечь?
Зислис встрепенулся, пересилил себя и тоже приложился к бласту. Краем глаза он видел, что еще сильнее побледневший Веригин уже прицелился и плавно тянет на себя спуск.
Зислис поймал в перекрестие неясную фигуру, сжимающую незнакомое оружие, и выстрелил. Бласт ощутимо толкнулся в плечо, и Зислис с удивлением и радостью увидел, что чужака, в которого он целился, отшвырнуло метра на три. Чужак нелепо задрал ноги и опрокинулся в траву. И больше не поднимался.
Это был второй опрокинувшийся чужак. Первого подстрелил, кажется, Яковец.
Самое странное, что чужаки не стреляли в ответ. Но у Зислиса не было времени задуматься над этим. Он просто стрелял.
Стреляли по чужакам и откуда-то справа, из-за сараев перед грибком часового. Наверное, это часовой и стрелял. И слева стреляли, из учебных окопчиков за плацем.
Наверное, это часовой и стрелял. И слева стреляли, из учебных окопчиков за плацем. И еще дальше — из пульсатора. Чужие рассыпались цепью и залегли в куцей траве.
И по-прежнему не отвечали на пальбу. Зислис не понимал — почему.
15. Роман Савельев, старатель, Homo, планета Волга.
— Гляди! — Костя схватил меня за рукав, и прильнул к боковому триплексу.
Я оторвался от плоской степи за ветровым стеклом и поглядел влево. Далеко-далеко на юго-западе в небе чернели четыре точки с хвостами-ниточками. Я тотчас ударил по тормозам, а когда вездеход замер и мы с Костей отлепились от приборной доски, а старатель и пацан — от спинок наших кресел, погасил гравипривод, и машина, вздохнув, словно засыпающий зверь, легла брюхом на грунт.
Истребители целеустремленно ползли прежним курсом. «Заметят или нет?» — подумал я, чувствуя в груди нарождающуюся пустоту. На этот раз и спрятаться негде. Сожгут, и полетят дальше. Что им, галактам?
Но то ли чужие не заметили вездеход, то ли такие мелкие цели их просто не интересовали — уж и не знаю. Вполне возможно, что они охотились только на звездолеты. Но почему тогда не уничтожили лайнер и грузовозы, а просто вернули? А корабль Василевского и мой — сожгли?
До скончания дней гадать можно. Пойми их, чужих…
— Слышь, Фил, — спросил Костя старателя, к слову сказать, оказавшегося американером, — а вы по пути к моей заимке их не видели в небе?
— Видели, — неохотно отозвался тот. — Несколько раз.
По-моему, он до сих пор опасался, что мы его пристрелим и бросим в степи — американеры все почему-то помешаны на христианстве. Сильнее боятся остаться непогребенными, чем умереть. Лично я считал это блажью.
Надо было спешить. Я вновь оживил вездеход и погнал его на северо-запад. В сторону заимки Риггельда, к Ворчливым Ключам. К странной карстовой долине, изрытой причудливыми пещерами, краем, где можно спуститься под озеро и остаться при этом сухим. Когда я попадал туда, почему-то всегда сам себе казался муравьем в гигантском ломте ноздреватого сыра.
Пацан позади меня шмыгнул носом.
«Хорошо держится, — подумал я. — Для такого карапуза — так просто стоически.»
К сожалению, рация костиного вездехода не брала частоты космодрома и график звездолетчиков, а стандартный гейт городской видеосвязи почему-то выдавал беспрерывный сигнал занятости. Я чувствовал себя отрезанным от мира — привык к аппаратуре «Саргасса» и возможности всегда докричаться до знакомых на космодроме. Сейчас, мне казалось, ситуация меняется чуть ли не ежечасно. Если всегда держишь руку на пульсе событий, а потом вдруг оказываешься отрезанным — поневоле начинаешь нервничать.
«Ну, ничего, — подумал я. — У Риггельда в бункере связь, наверняка, отыщется. Там и сообразим что к чему…»
Я полагал, на машине такого класса, как у нас, добраться к месту за час-полтора. Это не гусеничные старушки, как у покойных родичей Фила. Гравипривод есть гравипривод — и трения никакого, и качество трассы беспокоит мало. Да и проходимость не в пример выше. Мы уже дважды с ходу перемахивали через небольшие речушки, вздымая за собой целые шлейфы мельчайшей водяной пыли.
Встретилось большое стадо бизонов, пасущееся посреди степи. Бурые быки, похожие на внезапно оволосевшие камни, лениво поворачивали в сторону вездехода лобастые безрогие головы. Говорят, на земле бизоны рогатые. Не знаю, может быть.
Не знаю, может быть. Честно признаюсь: наличие или отсутствие рогов у местной и инопланетной фауны меня волнует мало. Куда сильнее меня интересуют разные технические хитрости, которые порой удается выудить из обширных баз данных о Земле.
— Ро-ом, — спросил Костя задумчиво. — Как думаешь, что теперь будет?