Удирали долго, часа три, если Ростик правильно оценивал время. И то, даже после этого почему-то осталось ощущение, что они побывали, сами того не соображая, в какой-то чрезвычайной опасности и лишь слепая удача позволила им убраться оттуда без серьезного ущерба. А может быть, и смерти.
В общем, оценивая потом это приключение, Ростик вынужден был признать, если бы они напоролись на корабль не ночью, а днем, если бы рассвет застал их неподалеку от этой посудины, скорее всего, они бы влипли в очень серьезную передрягу.
Помимо прочего, еще это наводило на мысль, что подойти к Гвинее, высадиться на берегу и установить контакт с тамошними обитателями будет непросто, если даже корабли, которые ходят по этому морю, источают такую угрозу. Но над этими проблемами Ростик пока не раздумывал, хотя уже следовало бы. Они прошли, вероятно, более трех четвертей пути, и прибытие к цели полагалось бы иметь в виду.
Они не сбились с курса, скорее всего, вышли к Гвинее пусть и не самым красивым путем, какой можно было бы прочертить по карте, но оптимальным по затратам мускульной энергии и, пожалуй, самым безопасным, особенно если принять во внимание тот простой факт, что они ничего не знали об этих водах.
Они прошли, вероятно, более трех четвертей пути, и прибытие к цели полагалось бы иметь в виду.
Они не сбились с курса, скорее всего, вышли к Гвинее пусть и не самым красивым путем, какой можно было бы прочертить по карте, но оптимальным по затратам мускульной энергии и, пожалуй, самым безопасным, особенно если принять во внимание тот простой факт, что они ничего не знали об этих водах.
В общем, все обстояло совсем неплохо, и даже Михайлов оказался не так уж бесполезен, как можно было решить вначале, когда они только выбрались из залива.
Лишь одно было скверно, насколько Ростик понимал свое положение, нож на ноге вызвал воспаление. Это отдавало болью в мускулах касатки от подбрюшного плавника к хвосту. То есть теперь Ростик плыл, откровенно «хромая», хотя видимых ран или какой-нибудь паразитной пакости, устроившейся на его теле, Михайлов разглядеть не мог. А он очень старался понять, что с Ростом происходит, потому что мог двигаться значительно быстрее и почти не уставал, выдерживая предельную для их возможностей скорость.
Но тут уж ничего кардинального предпринимать Ростик не собирался. Нож был ему для чего-то нужен, в этом он был уверен. А еще он был уверен, что скоро все будет ясно — и зачем этот нож у него оказался, и как они… пришвартуются к Гвинее, и даже то, как сумеют в таком-то обличье добиться встречи с кем-нибудь из Докай.
Ждать оставалось совсем недолго.
Глава 21
С берегом получилось так. Они сунулись было в какое-то очень странное течение, оно пахло так, что Михайлову не понравилось. Ростик еще мог бы терпеть этот вкус на губах, но тоже предпочел обойтись без него. И зря это сделал. Потому что уже через пару дней, когда они прошли вдоль этого течения, кстати, ставшего попутным, он вдруг понял, что Артем не просто так пробует из него выбраться. Он устал, и от своего ощущения быть плавающим в касатке придатком к более мощному и почти равному ему ментально существу, и от моря, и даже от питания, которым его насыщала его касатка. Он сдавал, хотя можно было бы сказать, что он сдавался.
И тогда Рост понял, что они вот эти самые два дня идут почти вровень с берегом, который еще не был виден, но который угадывался именно по этому течению, по изменению направления волн и даже по цвету неба. Над сушей оно сделалось немного менее пасмурным, не таким серым и не таким дружественным. В том виде, в каком они пребывали, однозначно обещало какую-то угрозу, и совсем не ту, к которой они привыкли — викрамы, слишком хищные морские обитатели, агрессивный корабль и прочее в том же духе.
Тогда Рост попробовал с Артемом поговорить. Вообще-то за все время перехода они разговаривали мало, это было не нужно, их сознание, связанное с восприятием касаток, тормозило слишком человеческое общение, они переговаривались действиями, и этого им было достаточно.
— Артем, за этим течением находится суша. Кажется, мы прибыли.
— Не могу этого понять… Мне там не нравится.
— Мне тоже, но эту полосу придется перейти.
И они пошли через прибрежную воду, почти с удивлением обнаружив, что она не слишком-то и населена всякой живностью. Видимо, у берега тем обитателям моря, к которым они привыкли, тоже было не слишком уютно. И дно стало к ним подниматься, что Ростик тоже отметил безо всякой радости, потому что видимость упала, слишком много волны поднимали мути со дна.
А потом они почувствовали эхо от своих криков, и поняли, что впереди лежит сплошная полоса тверди, линия без начала и конца, которую они не могли бы пересечь ни за что на свете, как Олимпийский хребет, только, разумеется, по другой причине. Это и была условная Новая Гвинея.
Тогда Ростик, пару раз очень неудачно попробовав подойти поближе к берегу, принялся думать о воде.
Это было сложно, он воспринимал в теле своего Лео слишком много оттенков и не знал, на какой ориентироваться. Пока не понял однажды, уже к вечеру второго дня, что явственно ощущает чрезмерно пресную сладость. Очень неприятную, хотя в общем-то знакомую.
Он понял, что они вышли в устье большой реки, это было как раз неплохо. Во время перехода, когда Ростик раздумывал, что он должен будет сделать у берегов Гвинеи, чтобы безопасно и точно оказаться в нужном месте, где можно провести переговоры с каким-нибудь Докай, он подумывал о реке, исходил из предположения, что все цивилизации основаны около рек, отчего бы и местным городам не использовать тот же принцип?