Поэтому он разделся, оставив на себе брюки, хотя понимал, что и в них выглядит довольно нелепо. Потом пошел в воду.
Море плеснулось ему навстречу так тепло, почти приветственно, что он чуть не засмеялся. А скорее всего, ему захотелось обтереть губы от этого забытого вкуса соли, привкуса водорослей и йода, крохотных песчинок и еще чего-то, что делало эту воду живой, может быть, всяких микроскопических живых существ, от которых вода казалась даже мутноватой.
Он отплыл от берега метров на пятьдесят, даже стоящие по отдельности люди на берегу показались с такого расстояния чем-то общим, слитным, а не так, как было на самом деле — аймихо отдельно, и люди — каждый сам по себе.
Он отплыл от берега метров на пятьдесят, даже стоящие по отдельности люди на берегу показались с такого расстояния чем-то общим, слитным, а не так, как было на самом деле — аймихо отдельно, и люди — каждый сам по себе.
Потом он понял, что выплыл неправильно, протащился чуть дальше вдоль берега, подальше от города. И тогда нырнул. Впрочем, из-за взвеси в воде сразу он ничего не понял. Пришлось нырять еще раз десять, даже глаза, которыми он пытался хоть что-нибудь рассмотреть на дне, у него стало слегка жечь. Вероятно, лопнули сосуды, это всегда было неприятно.
И все-таки он увидел. Это были… довольно широкие горловины, торчащие из песка и ила, образовывающего тут дно. В них, при желании, можно было бы протиснуть Гулливера, поэтому Ростик решил, что они метров до четырех в диаметре, хотя в этой мути судить об их настоящих размерах было трудно. Отыскав две такие штуки, высовывающиеся в воду рядком, словно две невысокие кегли, он поплыл к берегу.
Вытряхивая из уха воду, шагая к людям, которые о чем-то негромко переговаривались, но так и не сдвинулись с места, он еще издалека прокричал:
— С аквалангом проверяли?
— Мы сами только три дня назад узнали, что там что-то имеется, — отозвался Казаринов. — Кто-то из рыбаков, гоняясь за косяком, на нем сеть порвал, вот и заметили.
— Так с аквалангом?..
— Нет, тебя решили позвать, — выговорила, словно выплевывая каждое слово, Настя.
И тогда Ростик понял. Он остановился даже, чтобы получше разобраться в том, что начал понимать.
Все эти люди, включая Кима, его определенно боялись. Боялись, и никак иначе.
И то, что он вот так запросто вдруг нашел то, что они раньше, при всем их умении ориентироваться во всем происходящем, пропустили, и то, что они не договаривали до сих пор, хотя могли бы, кажется, только усиливало их страх. Причем, проверившись, Ростик был склонен подтвердить — это был именно страх, черт подери!
Он все-таки дошел до своей одежды, отвернулся от всех, натянул гимнастерку, пригладил волосы, сел, стал натягивать нитяные носки, в которых ходил летом, вытряхивать из ботинок, больше похожих на легкие мокасины, которые отлично шили пурпурные, песок, который туда попал… Поднял голову, заговорил, вглядываясь в Казаринова:
— Мне нужен топчан и побольше шкур, чтобы я не замерз на ночном ветру. Поставить его примерно тут, но ближе к этому… отводу от пирамиды, — он мотнул в сторону стены, вползающей в воду. — Разумеется, приставить ко мне пару бакумуров, чтобы на меня не навалились какие-нибудь шакалы из степи. Я, знаете ли, когда очень плотно медитирую, ничего вокруг не замечаю, сам отбиться не способен.
— А что это даст? — спросил Пестель. — Чего ты хочешь добиться?
Ростик молча посмотрел на него, и старый друг Джордж Пестель кивнул, сообразив, что больше Ростик и сам пояснить что-либо не в состоянии.
— Сделаем, — сказал Казаринов. — Все?
Даже не дождавшись ответа, все, включая аймихо, кроме Лады и Василисы, повернулись и двинулись к городу. Ростик, все еще вытряхивая воду из волос и ощущая, как к ногам липнут штаны, подошел к зеленоглазой габате.
— Вась, — спросил он и сам удивился, до чего просительно звучит его голос, — чего они такие? Что им аймихо про меня наговорили?
Василиса стрельнула в него взглядом еще более выразительным, чем смотрела до сих пор, и едва слышно, словно их могли подслушать, произнесла:
— Ты правильно понял, это они… предложили тебя позвать.
.. предложили тебя позвать.
— И чего же они теперь так… сурово? — потребовала Лада, она была настроена куда тверже, чем Ростик.
Василиса опустила голову на миг, потом вскинула.
— Они сказали, что из тебя теперь получится… хищник.
— Что это значит? — не поняла Лада.
— Вот как? — одновременно с ней спросил Ростик, потер подбородок. — Жаль… То есть жалко, что они мне теперь не союзники.
— Не только они, — хмуро отозвалась Лада. — Даже Ким, как я заметила…
— Возможно, — Ростик попытался улыбнуться все еще солеными после купания губами, — это преодолимо. Хотя я еще и не знаю, как именно. Но вот то, что они… агрессивничают, не разбираясь и не понимая, — это скверно.
— А сами они что же — только молоко с травкой жуют? — зарокотала Лада каким-то нутряным, потерянным и одновременно мощным, грозным голосом. — Да тут каждый второй, считай, солдат, не раз воевал, пускал в ход оружие…
— Солдат — не хищник, — пояснил Ростик устало. — К тому же следует принять во внимание, что аймихо всегда говорят немного по-своему. А это значит…