— Ростище, ты только не подумай, что я совсем сдрейфил… Хотя, может, и совсем. Но тут такое… — Ким даже плечи опустил, вытер лицо, словно от пота, но это было лишь постоянное напряжение, давнее и нестираемое. — Тебе-то, ментату, хорошо говорить. Ты все понимаешь, даже, пожалуй, купаешься в этом, а каково нам, простым смертным?
— Ты бы по делу, Ким, — буркнула Лада, ловко пикируя, чтобы из озорства испугать небольшую стаю панцирных шакалов, которые действительно на этот раз слишком близко подошли к заводу, хотя летом были несравненно спокойнее, чем весной, например. — Не люблю я их, — пояснила она, выравнивая машину.
— А дело такое, ребята. — Ким еще раз провел ладонью по лицу. — На месте тех кораблей, которые мы пробовали разбирать, Зевс устроил что-то невообразимое. Плоская такая пирамида…
— Стоп, — вмешалась Лада, — плоских пирамид не бывает.
— Сами увидите, — продолжил Ким. — В ней есть небольшое помещение, там стоят колбы для выращивания молдвуна, и штука эта выдает… Не приведи тебе, Рост, попробовать, вовек не захочешь нормально питаться.
— Не поняла, — снова Лада, — так вкусно, или?..
— Или. Отдает металлом, или чем-то прогорклым, или… В общем, описать невозможно, но есть это нельзя. — В устах почти всеядного Кима эти слова кое-что да значили.
— А тебя кто-то заставлял? — нежно спросил Ростик.
— Так еда же! Обязательно нужно попробовать, кроме того, с голодухи, помнишь, мы и не такое жрали. Ладно, с этими колбами, как их называет Казаринов, понятно. Потом, он создал еще что-то вроде такого бассейна с мутной водой. Или не водой, конечно, а чем-то вроде масла. Вот масло он любит, правда непонятно, что под ним происходит, он их тоже… как-то модифицирует. И из-под этих маслов, в этом бассейне, растут, как груши на дереве… Впрочем, сами смотрите.
И он ушел в трюм, где принялся копаться в мешках, которые пилоты возили с собой, в которых обычно находилась вода, немного пищи, топливные таблетки для антигравитационного котла и кое-какое оружие.
— Ты заметила, что Одесса, как и прежде, подавляет самых стойких, самых сильных ребят? — спросил Ростик Ладу. — Ведь этот страх у него — не сам по себе возник. Что-то там… неблагополучно для обитания.
— Смотрите, — Ким принес и сунул эту штуку Росту в руки.
Это было ружье, очень похожее на те, которыми теперь пользовались и люди, хотя впервые получили их как трофейные в войнах с губисками.
Это было ружье, очень похожее на те, которыми теперь пользовались и люди, хотя впервые получили их как трофейные в войнах с губисками. Но ружье было необычным. Ствол у него был не слишком длинный, хотя и, несомненно, крупнее, чем все, что Ростик видел. Пожалуй, такими же были, по классификации Бабурина, предложенной много лет назад, пушки пятнадцатого калибра, никак не меньше. Приклад был выполнен из чего-то, что более всего напоминало пластмассу, еще земную, забытую и такую приятную на ощупь. Прицельное устройство ложилось перед глазом, стоило этот приклад уместить на плече, вполне корректно, даже немного игриво, но Ростик чувствовал, что для стрельбы из этого ружья ему все равно придется слегка переучиваться. Цевье было очень массивным и тяжелым, зато нигде не видно было ни предохранителя, ни щели, чтобы вставлять патронную пластину. Хотя экстрактор имелся, и почти на том же месте, что и следовало, только слева, то есть это ружье выбрасывало отстрелянные дисочки, которые все по понятной аналогии называли гильзами, хотя на нормальные гильзы они никак не походили, подобно немецкому автомату, а не русскому.
— Странная штука, — прокомментировал Ростик. — Его опробовали? И что получилось?
— Бьет великолепно, мощно и очень далеко. Прицел гораздо лучше, чем все наши… Но главное, когда патроны в нем кончаются, его следует снова вернуть в какой-то там… В общем, Казаринов назвал это мусоросборником, и, пожалуй, правильно назвал, туда можно многое засунуть, в этой самой… ну, плоской пирамиде. И ружье пропадает! То ли растворяется, как металл в городе, то ли… Нет, все-таки растворяется, так все наши решили.
— Сколько в этой штуке выстрелов? — спросила Лада. Она тоже повертела в руках новое оружие, предварительно передав управление лодкой Киму.
— Мне говорили, что больше ста. Но раз на раз не приходится.
— Точнее, — попросил Ростик.
— Чуть меньше ста двадцати. — Ким вздохнул, потом продолжил: — Еще в городе возникли три такие металлические тумбы. Туда полагается сдавать металл, любой, от консервных банок, если у кого-то остались, до… Особенно он любит медь. Герундий, по приказу Председателя, конечно, организовал сбор по всему городу разных проводов, недействующих приемников, словом, разных приборов.
— Жрет? — спросила Лада.
— Еще как! Правда, пришлось устроить что-то вроде пунктов вторсырья, где за телевизоры всякие или нержавеющие ложки выплачиваются наши боловские градины. Вот они-то теперь настоящие деньги.
Ростик внезапно понял, что происходит в недрах Зевса, и, почти не отдавая себе отчета, заговорил, причем даже для него самого его голос зазвучал как-то странно, словно труба рядом гудела: