— Мам, а помнишь, у меня конь был, когда мы с Кимом и Квадратным впервые на юг отправились?
— Эх ты, наездник… Виконтом его звали. — Мама снова подтащила к себе кружку, выпила чуть не треть одним махом. — Кстати, если бы не он, не было бы у нас поголовья. Отличным он производителем оказался, с него все и пошло. — Вдруг она посмотрела на Ростика, склонив голову, словно размышляя, говорить ли ему, о чем она подумала. — Только вот что… Несколько лет назад, когда мы еще ограждения не умели как следует ставить, у нас с десяток трехлеток убежало в степь… Или их бакумуры ночью пугнули, а никто и не заметил. Они иногда это умеют.
— Как Ждо? — деловито спросил Ростик.
— Да, примерно. И представь себе, этих вот диких мустангов развелось… Мы пробовали их отлавливать, хотя они и не скаковые, потому что мелковаты. Но самое интересное, эти мустанги с нашими спариваться отказываются.
— Почему?
— Не могу знать, ваше благородие, — мама опять погладила Росу, уже соизмеряя свои силы и девчоночью хрупкость внучки. — Но подозреваю, что они… может быть, мутировали. Хотя это по-прежнему один вид, и спаривание в принципе возможно.
— Может, не хотят они, — серьезно подсказала Роса.
— А что это значит с высоты твоей конезаводческой философии? — спросил Рост.
Мама вдруг стала очень серьезной.
— А то, сын, что, может быть, очень скоро мы столкнемся и с мутацией людей, причем в ту сторону, какую не способны даже предвидеть.
Как-то разом все принялись укладываться спать. Разумеется, сначала отправили по спальням детей, причем Гаврила дольше всех выражал неудовольствие, но все-таки подчинился. Чем его подкупила мама или что она вздумала ему объяснять, пошептавшись в углу, было непонятно.
Рост довольно скоро остался с Винторуком. Тот как сидел, так и остался на своей табуретке. Рост посмотрел на него, уже в который раз удивился тому, как в этой волосатой физиономии вдруг стала проступать значимость лет и жизненного опыта.
Внезапно волосатик отвернулся, и лишь спустя пару мгновений Ростику стало ясно, что он не отвернулся, а разглядывает что-то под факелом, который освещал дверь в темную теперь кухню. И из этой тьмы что-то шагнуло… Нет, это был не один аглор, а несколько. Ростик даже удивился тому, что раньше не воспринимал их.
Скрипнула лавка, Бастен откинул капюшон. Так же поступили Ихи-вара и Зули. Вот ее-то Ростик не ожидал тут увидеть, он полагал, что она по-прежнему находится в южных степях или на корабле с пурпурными, который стоял в горном озере.
— Не ожидал, — проговорил он.
— А твой Гаврил, — Бастен как-то иначе произнес это имя, но, может быть, так оно звучало на едином, — нас все время видел. Я за ним замечаю эту особенность.
— Он вообще толковый юноша, — добавила Ихи-вара, — поговорить с ним бывает интересно.
— Ихи, ты же по-русски… не то чтобы очень.
— Говорить на едином мальчику трудно, но понять его можно, — фыркнула Зули. — Совсем ты мало с детьми бываешь, Рост-люд.
— Он тот, кто не должен воспитывать сыновей иначе, — уронил Бастен, — кроме как своим примером.
Фраза была не слишком вразумительной, но Ростик решил, что давно не говорил на едином, поэтому немного отстает. Этот дефект следовало бы исправить.
— Так у нас в роду, наверное, повелось. — Аглоры молчали, хотя Ростик не сомневался, что появились они не зря, что-то удумали, о чем-то хотят сообщить или от чего-то отговорить. — Вы ведь не просто так… меня подстерегли?
— Не просто, — согласилась Ихи-вара, она вообще, кажется, и была зачинщицей этого разговора. Почему Ростику так показалось, он не знал.
— Продолжай, пожалуйста.
— У нас есть легенда, что мы — ученики такого же… Зевса, какой теперь есть у вас, людей. — Ихи-вара чуть сжала зубы, словно боролась, например, с острым желанием накинуть капюшон, чтобы никто не видел ее лица.
— Да ну? — произнес Ростик, чтобы она не замолчала, показывая, как такое сообщение ему важно дослушать до конца.
— Даже наши мечи — его оружие.
Вот это было уже не слишком понятно. У невидимок были и пушки, и пистолеты, и много другого разного, но… Они предпочитали холодное оружие, даже какие-то метательные стрелки использовали или пластины с остро заточенными краями. В этом было что-то от присущей аглорам силы и неуязвимости. Вернее, попытки постоянно узнавать, как далеко эта неуязвимость простирается, где она отказывает, и можно ли продвинуть ее еще хотя бы чуть дальше.
— У нас есть еще легенда, когда воин рождается, его можно сразу окунуть в то, что составляет твою кабину в Гулливере или в новом, плавающем по морям звере.
— Ихи-вара мельком окинула взглядом Бастена, но тот помогать ей не собирался, терпеливо ждал, что будет дальше. — Тогда мальчик или девочка привыкает к обращению с… гигантом, — это слово она произнесла по-русски, — с младенчества.
Кажется, Ростик начал понимать. Но все в нем поднялось против такого вовлечения детей в проблемы взрослых, ведь дети, что ни говори, а созданы, чтобы самостоятельно искать пути в этом мире и сделать этот мир иным, нежели он был до них. Иначе не стоило и вкладывать в освоение этого мира столько сил и стараний и жертвовать жизнями людей, которые погибли, возможно, ради этого же.