— В клетку, рабыня! — приказал Турнус.
— Турнус! — закричала она.
Он присел и тыльной стороной ладони наотмашь ударил ее по губам. Изо рта потекла кровь.
— В клетку, рабыня!
— Да… хозяин, — прошептала Мелина и поползла в клетку. По знаку Турнуса Ремешок передала поводки слинов стоящему рядом мужчине. Тот повел животных от хижин. Ремешок подошла к клетке и, обеими руками взявшись за железную дверцу, опустила ее, запирая в клетке свою бывшую хозяйку.
Толпа одобрительно загудела.
— Праздник! — провозгласил Турнус, глава касты в Табу-чьем Броде. — И положите в праздничный костер клеймо. Будем клеймить рабыню!
Снова шум одобрения.
Женщина, что прежде звалась Мелиной, скрючилась в крошечной клетке, вцепилась в железные прутья, горестно поглядывая из-за решетки.
Женщина, что прежде звалась Мелиной, скрючилась в крошечной клетке, вцепилась в железные прутья, горестно поглядывая из-за решетки. Горло ее было схвачено ошейником для слинов.
Скоро на ее тело поставят клеймо.
Вокруг суетились люди, готовились к празднику. Редис, Турнепс и Верров Хвост по знаку Турнуса вынули кляп у меня изо рта и сняли меня с дыбы. Помогли спуститься вниз, и я, скользнув между ними, упала на землю. Двигаться едва хватало сил. Кляп оставил во рту тяжелый кисловатый привкус. И не представляла себе, что кляп может быть таким действенным. Правда, на этот раз рабского колпака на меня не надевали.
На праздник зажарили верра, наготовили сладостей. Достали из кладовой и разогрели хлеб из са-тарны. Суловая пага лилась рекой.
В разгар праздника дверца клетки была распахнута, ее обитательнице, бывшей свободной женщине по имени Мелина, а ныне — голой рабыне в ошейнике для слина, было велено выйти наружу на четвереньках. К ошейнику привязали поводок и все так же на четвереньках, как самку слина, повели ее к девичьей дыбе, на которой совсем недавно была распята я. Там ее разложили на балках, закрепили руки, ноги и шею, и Турнус, глава касты селения Табучий Брод, собственноручно поставил клеймо на ее тело. Левое бедро ее крепко держали двое мужчин. Вот кожи коснулся раскаленный металл, и она зашлась в бешеном крике, а когда бедро ее отпустили, застонала и забилась на своем деревянном ложе. Потом ей обрили голову и оставили, рыдающую, всеми забытую, распятую, на деревянных балках. Праздник продолжался.
По правую руку Турнуса сидел Туп Поварешечник. По левую — получившая сегодня из его рук свободу Ремешок. Отчаянная! Привела пару слинов, бросилась на защиту Турнуса, когда дружки Брена Лурта решили одолеть его сообща, раз поодиночке не удалось. Прислуживали за столом сельские рабыни, среди них — Редис, Верров Хвост и Турнепс. Я, не в силах прислуживать пирующим, так и лежала у дыбы, на которой оставили рабыню со свежим клеймом. Немного времени спустя она успокоилась. О чем она думает? Да какая разница! Кому интересны мысли рабыни? Моя гордая бывшая хозяйка теперь ничем не лучше меня. Просто рабыня. Рабыня во власти мужчин.
Ничто.
Я взглянула в небо. На фоне плывущих в вышине трех лун мчались темные облака.
В воздухе повеяло свежестью.
Наконец-то!
Застолье шло своим чередом. Турнус встал и поднял кубок.
— Тупа Поварешечника, — сказал он, — породнил со мной коготь слина. Мы братья. Эту чашу я поднимаю в его честь. Выпьем же за него!
Крестьяне осушили кубки. Поднялся Туп Поварешечник.
— Сегодня мы преломили хлеб. Пью за гостеприимство Табучьего Брода! — провозгласил он тост. В ответ раздались приветственные возгласы. — А еще, — продолжал он, — пью за человека, с которым меня роднит не каста. Нет, наше родство гораздо крепче. Мы братья по крови. Пью за Турнуса из Табучьего Брода.
Приветственные возгласы. Звон кубков. Турнус снова встал.
— Я прошу эту свободную женщину, — он обернулся к Ремешку, — женщину, к которой я очень привязан, стать моей подругой.
Толпа разразилась ликующими криками.
— Но, Турнус, — спросила она, — раз я теперь свободна, я имею право отказаться?
— Конечно, — озадаченно ответил Турнус.
— Тогда, благородный Турнус, — голос ее звучал спокойно и ровно, — я отказываюсь. Я не стану твоей подругой.
Турнус опустил чашу. Воцарилось молчание.
Ремешок опустилась на землю, легла к ногам Турнуса.
Охватив ладонями его ступню, прижалась к ней губами. Подняла голову. В глазах ее стояли слезы.
— Позволь мне быть твоей рабыней, — проговорила она.
— Я предлагаю тебе быть моей подругой!
— Я прошу рабства.
— Почему? — все не мог взять в толк Турнус.
— Мне уже доводилось быть с тобой, Турнус. В твоих руках я могу быть лишь рабыней.
— Не понимаю.
— Я обесчестила бы тебя. В твоих руках я могу быть только рабыней.
— Ясно, — сказал глава касты в Табучьем Броде.
— Любовь, что питаю я к тебе, — говорила она, — это не любовь подруги. Это безнадежная рабская любовь, настолько сильная и глубокая, что испытывающая ее женщина может быть лишь рабыней мужчины.
— Подай мне пагу, — протягивая ей кубок, сказал Турнус.
Взяв кубок, она встала на колени, опустила голову и подала ему кубок. Свободная женщина, она прислуживала, как рабыня. Крестьяне едва переводили дух от изумления. Свободные женщины возмущенно заголосили. Турнус отставил кубок.