— Нет.
Я силилась не заплакать.
— Странно, — вздохнул он. — Я выходил один на один с диким слином, встречался лицом к лицу с вооруженными до зубов врагами. Я — воин и среди воинов один из первых. И все-же ты, просто девушка, обезоруживаешь меня слезами и улыбкой.
— Нет, хозяин.
— Да все ли ты понимаешь!
— Рабыне не нужны объяснения. Ее дело — повиноваться.
— Вот видишь, — начиная злиться, произнес он.
Ее дело — повиноваться.
— Вот видишь, — начиная злиться, произнес он. — Ты делаешь меня слабым!
— Так покори меня, — предложила я.
— Ты не такая, как другие!
— Я всего лишь рабыня. Вот и обращайся со мной как с рабыней.
— Привязать бы тебя да выпороть!
— Привяжи меня, — согласилась я. — Выпори!
— Воин, — отчеканил он, — должен быть свирепым и несгибаемым.
— Будь со мной свирепым и несгибаемым.
— Хочется, чтобы тебя покоряли и порабощали, да, шлюха?
— Да, — признала я. — Я женщина. Он сел рядом.
— Как, должно быть, презираешь ты меня за слабость!
— Да, — в запальчивости бросила я. — Презираю! Он глядел с нескрываемой яростью.
— Я люблю тебя, — сказала я.
От его удара голова откинулась в сторону, изо рта показалась кровь.
— Лгунья! — И, схватив меня, он дал выход своему бешенству. Досталось мне здорово.
— Вставай, — сказал он потом. — Пора идти в Курулен.
Я натянула тунику, подпоясалась, одну за другой застегнула пять пуговиц. Сорвал бы он с меня одежды, повел бы обнаженной по улице — пусть все видят, какому сильному мужчине я принадлежу!
Выйдя из таверны, мы отправились в Курулен.
И вот мы уже у черного хода. Перед нами — мощная железная дверь. Там, внутри, меня продадут.
— Войдем, — сказал он.
— Делай со мной что хочешь.
— Я и делаю.
— Делаешь? — переспросила я.
— Да.
Я подняла на него глаза.
— Я — воин, — в который раз повторил он. — Я не должен быть слабым.
— Но сейчас ты слаб.
— Нет.
— Презираю твою слабость! — процедила я.
— В чем же я слаб?
— Ты не хочешь продавать меня. И все же продаешь.
— Нет. Я хочу тебя продать.
— Посмотри на меня, — попросила я. — Что ты видишь?
— Рабыню.
— И что же на самом деле тебе хочется сделать со мною?
— Продать.
— Нет, — отрезала я. — Тебе хочется отвести меня в свой дом. Бросить к своим ногам. Надеть на меня ошейник. Не продать меня тебе хочется, но владеть мною, повелевать.
— Я многого хочу от тебя.
— Так прикажи! Возьми что хочешь! — с вызовом выпалила я. — Ты выслеживал меня в Аре, мчался за мной в Кос лишь для того, чтобы продать?
Глаза его метали молнии.
— Нет! Тебе хотелось, чтоб я была твоей рабыней! Хотелось видеть меня на цепи, обнаженной!
— Да! — взорвался он. — Я хотел, чтоб ты сидела голая на цепи, моя!
— Так раздень меня! Посади на цепь!
— Нет.
И вдруг я успокоилась.
— Ну так продай меня, — вымолвила я устало. — Тебе решать. Я рабыня.
Он постучал в железную дверь.
Он постучал в железную дверь.
— Я считала Клитуса Вителлиуса сильным, — нарушила я молчание. — Думала, он воин. У него хватит сил делать с женщиной все, что ему хочется. А теперь вижу — он слишком слаб.
Он снова застучал в дверь.
— Он слаб, — твердила я. — Рабыня презирает его.
— Не зли меня, — огрызнулся он.
Я отвела глаза. Нечего мне бояться. За дверью послышались шаги. На уровне глаз открылось окошечко.
— Что у тебя за дело? — спросил голос.
— Продаю девушку, — ответил Клитус Вителлиус. Окошечко захлопнулось. Дверь отворилась.
— Входи, господин, — пригласил мужчина.
Мы оказались в просторной комнате. На цементном полу широкой — дюймов шесть — полосой очерчен желтый круг диаметром футов десять. У стены — столик. За ним — человек.
— Сними с нее тунику и ошейник, — сказал он.
Не говоря ни слова, Клитус Вителлиус раздел меня.
— На колени, рабыня, в круг! — приказал мне человек за столом. Тот, что впустил нас, стоял у стены. На поясе у него болталась смотанная веревка из сыромятной кожи. Я вошла в круг, встала на колени на цемент в самом центре. Подошел мужчина, что стоял у стены, снял с пояса веревку, завязал у меня на шее, затянул узел под левым ухом. Попятился, отпуская веревку футов на пять. Остаток ее петлями свисал в его руке. Надо будет — меня ею высекут.
Придется выполнять все, что положено рабыне.
— Дай за нее столько, сколько, по-твоему, она стоит, — сказал Клитус Вителлиус. — Деньги отошлешь Клитусу Вителлиусу, в Башни Воинов.
— Да, господин, — кивнул человек за столом. Клитус Вителлиус повернулся и вышел.
А я осталась. Одна, на коленях в желтом круге на цементном полу.
Веревка на шее натянулась. Совсем рядом закачались кожаные петли.
Встав из-за стола, мужчина вошел в круг. Смерил меня взглядом.
— Ну что ж, малышка, посмотрим, что ты умеешь.
— Да, хозяин, — ответила я.
Глава 28. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В КУРУЛЕНЕ
Труднее всего, когда тебя продают впервые. И все же, пожалуй, это нелегко всегда. И может быть, страшнее всего — неизвестность. Где оно, то самое лицо среди множества лиц? Кто купит тебя? Ты — на виду, в свете факелов. Что только тебя не заставят выделывать! Рядом — аукционист с плеткой. Ты выполняешь приказы, и выполняешь как можно лучше. Не вздумай филонить! Под ногами — посыпанный опилками деревянный помост. Гладкий-гладкий! Сколько девушек продали с него! И ты такая же, ничего особенного, рабыня как рабыня, чуть лучше, чуть хуже прочих. Опилки покалывают ноги. Так уж принято: на Горе животных продают с помостов, посыпанных опилками. А рабыня — животное. Под сполохами факелов поднимаешь голову. Слышишь первую цену. Попробуй тут не вздрогни! Идет торг. За тебя. Пытаешься по голосу угадать: что за человек? Кто-то набавляет. Улыбнись, повернись, пройдись. То поднимешь руки, то встанешь на колени. Ложишься на спину у ног аукциониста, закидываешь руки за голову, словно в наручниках. Перекатываешься на живот, поглядываешь на него через плечо. Повинуешься мгновенно, на глазах у покупателей принимаешь соблазнительные позы, следишь за осанкой — в общем, показываешь себя во всей красе, как и положено рабыне. Ты вся в поту. Опилки впиваются в тело. Застревают в волосах. Попробуй споткнись, хоть чуть оплошай — плетка аукциониста наготове. В конце концов, тяжело дыша, ты вытягиваешься в полный рост, голая, а может, уже и побитая.
Последняя цена названа и принята. Аукционист сжимает кулаки. Продана.