Наезжая в Ар, Тандар из Ти — уже успели шепнуть мне девушки — частенько заглядывал в «Ошейник с бубенцом». Почти уверена: причиной тому — она, рабыня Бусинка.
— Как ты думаешь, может, мне ее купить? — разглядывая прелестную фигурку, спросил Тандар из Ти Клитуса Вителлиуса. Бусинка задрожала так, что едва не нарушила позу.
— Красивая, — похвалил Клитус Вителлиус. — Если она тебе нравится, предложи Бузебиусу цену.
— Бузебиус! — позвал Тандар из Ти. Бусинка, казалось, вот-вот лишится чувств.
— Мне нравится вот эта малышка, — указывая на нее, объявил мгновенно примчавшемуся на зов Бузебиусу Тандар из Ти. — Даю за нее тарск серебра.
— Господин так щедр, — залебезил Бузебиус, — предлагая так много за столь ничтожную девку.
— Так по рукам? — спросил Тандар из Ти.
— Пять тарсков, — выпалил Бузебиус.
— Вот подлец! Даю два.
— По рукам! — хохотнул Бузебиус. Еще бы — он в прибыли: ведь на рынке, насколько я помню, он отдал за Бусинку меньше тарска. К тому же угодил Тандару из Ти, выгодному клиенту.
Рабыня Бусинка без чувств скользнула на пол. Бузебиус снял с нее колокольчики и ошейник, стянул платье — лишь клеймо осталось — а она, нагая, все лежала без сознания у стола. Не пришла в себя и тогда, когда Тандар из Ти защелкнул наручники на ее тонких запястьях.
Но вот она открыла глаза. Голая, в его наручниках!
— Я твоя, хозяин? — протягивая схваченные железными кольцами руки, пролепетала она.
— Да, рабыня.
Обмирая от радости, она встала перед ним на колени, бросила на меня мимолетный взгляд: «Не выдавай!» Когда-то она, леди Сабина из Крепости Сафроникус, дочь Клеоменеса из Крепости Сафроникус, ради укрепления политических связей между Крепостью Сафроникус и Салерианской Конфедерацией, была обещана пятому сыну воина Эбуллиуса Гайиуса Кас-сиуса, Правителя города Ти, воину Тандару из Ти.
Он поднялся на ноги. Она не сводила с него глаз. Перед ней, глядя на нее, стоял Тандар из Ти, ее хозяин! Некогда ее прочили ему в жены. Теперь она стала его рабыней.
— Я люблю тебя, хозяин, — проговорила она.
— Пойдем-ка мы на постоялый двор, — объявил один из мужчин. — По-моему, тут одной рабыне не терпится послужить хозяину.
— Встань, рабыня, — приказал Тандар из Ти.
Она встала перед ним, держа перед собой скованные наручниками руки.
— Чудесно, — похвалил он.
— Спасибо, хозяин. Он осмотрел ее бедро.
— Хорошее клеймо.
Откинул назад ее волосы, держа за подбородок, повернул из стороны в сторону голову.
— Уши проколоты. Превосходно. Отступил, любуясь восхитительным телом.
— Хорошая покупка, — одобрил один из его спутников.
— Да, — согласился он. Взглянул ей в глаза: — Пожалуй, я назову тебя Сабиной.
— Хозяин? — Она вздрогнула как от удара. Пронзила меня /лазами. Я ответила ей недоуменным взглядом. Я не выдавала ее тайны!
— Разве не прелестное имя для рабыни? — спросил он.
— Да, хозяин, — послушно подтвердила она, — прелестное имя для рабыни.
— Ах ты плутовка, — схватив ее за руки, расхохотался он, — думала, я не знаю, кто ты?
— Хозяин? — только и выдавила она.
— Ты — дочь Клеоменеса, когда-то тебя звали Сабиной и прочили мне в жены.
Она смотрела на него в смятении.
— А теперь, разумеется, ты просто рабыня.
— Да, хозяин.
— Когда Совет Конфедерации рассматривал вопрос о нашем браке, — рассказал он, — я проник на тарне в Крепость Сафроникус. Выслеживал тебя, хотел узнать, понравишься ли.
— Понравилась? — вскричала она. Нравиться мужчинам — недостойно свободной женщины. Нравятся только рабыни.
— Да, — кивнул он.
— Увидев меня в уличном платье, нелегко было понять, понравлюсь ли я тебе.
— Помнишь твои покои, — спросил он, — окно высоко в стене?
— Да…
— Ничего не стоило добраться до него с крыши, по веревке. У нее перехватило дух.
— В ванне ты была очень хороша.
Она смущенно потупилась, залившись краской.
— Рабыня застенчива? — удивился он.
— Нет, хозяин, — ответила она, а потом робко добавила: — Я действительно тебе понравилась?
— Да, вполне, — отвечал он. — И эта девушка, Марла, и остальные тоже.
— Да, у меня были красивые служанки. — Она подняла на него глаза. — Красивее меня?
— На мой взгляд — нет.
— Я рада.
— Понимаешь, какая возникла передо мной дилемма, — рассказывал он. — Я смотрел на тебя, и меня охватывало вожделение. Ты так женственна, так привлекательна. Ты из тех женщин, которыми хочется безраздельно обладать. Я желал тебя. Мечтал видеть тебя нагой у своих ног, жаждал надеть на тебя ошейник. А ты была предназначена мне в жены. Ну скажи, возможно ли относиться к такой пленительной женщине иначе как к рабыне?
— Не знаю, — откликнулась она.
— К тому же, — продолжал он, — ты из торговцев. Брать в жены дочь торговца воину не пристало. Подобных политических уловок я не признаю. Меня никто и не спросил.
— И меня тоже, — добавила она.
— Но ты женщина.
— Верно.
— Дочери торговцев, — заявил он, — годятся воинам только в рабыни.
— Неужто, хозяин? — лукаво переспросила она.
— Да, — бестрепетно ответил он.
— Да, хозяин, — потупилась она.
— Кроме того, свободная ты была уж слишком надменна. Тебя надо было поработить, надеть ошейник и высечь.
— Да, хозяин.
Тебя надо было поработить, надеть ошейник и высечь.
— Да, хозяин. — В голосе ее зазвенел страх.