Быть рабыней крестьянина нелегко. Тяжела рабская доля.
Как обжег кнут ноги выше колен, когда Мелина вела меня в конуру рабынь!
— Будешь мечтать о тунике подлиннее, рабыня, уж я тебя заставлю! — шипела она.
Она протолкнула меня в дверцу, и я свалилась вниз — застеленный соломой пол на несколько футов утоплен в землю. Конура представляла собой клетку — опрокинутую набок и вкопанную в землю обычную решетчатую клетку для слинов. В нормальном положении высота ее была бы около четырех футов, ширина — шесть, длина — двенадцать. Опрокинув набок, ее превратили в человеческое жилище шести футов высотой и площадью двенадцать на четыре. Вход оказался сверху. От дверцы к полу вела деревянная лесенка со ступеньками-перекладинами. Конура утоплена в землю на четыре с половиной фута. Решетчатый пол покрыт досками, сверху набросана солома. Между досками проемы шириной в пару дюймов — чтобы не скапливались нечистоты. Крыша тоже сложена из закрепленных поверх решетки пригнанных вплотную досок. Обшита обрезками досок и решетчатая дверца. Ночью на крышу набрасывают непромокаемую ткань. Стоя на полу во весь рост, можно выглянуть наружу — плечи достают как раз до поверхности земли.
Я свалилась на пол.
Лязгнул металл, заскрипело дерево — над головой захлопнулась обшитая досками тяжелая решетчатая дверца. Зазвенела цепь — на щеколды навешивали два увесистых замка.
Зазвенела цепь — на щеколды навешивали два увесистых замка.
Заперта.
— На колени! — услышала я голос.
Я упала на колени. Кроме меня в клетке было четыре девушки.
— В позу наслаждения! — скомандовали мне. Я подчинилась.
— Посмотрим-ка твое клеймо.
Я повернулась, подняла подол туники.
— Дина. А известно тебе, что Дина — рабыня из рабынь?
— Нет, — призналась я. — Неизвестно.
— Тебе не разрешали прикрыть клеймо! — выпалила одна из девушек.
Я отдернула руку. По-прежнему стоя на коленях, повернулась к ним, лицом к лицу. Девушки сидели на соломе.
— Ты была рабыней для любовных утех? — с любопытством спросила другая.
— Да.
Они рассмеялись.
— А здесь станешь рабочей лошадкой, — сообщила она.
— До седьмого пота будешь вкалывать, — добавила ее подруга.
Ну, хватит! Я выпрямила спину. Оценивающе оглядела их, одну за другой. Есть вещи, неразличимые для мужчины, но для женщины очевидные. То, о чем вслух не говорится, едва уловимые нюансы. Я улыбнулась. Да они просто злятся!
— Может быть, мне не придется работать так много, как вы думаете, — проронила я.
Я красивее их, а значит — выше.
— Нахалка! Вот бесстыжая! — заголосили они. Я пожала плечами.
— Думаешь, ты красивее нас? — Да.
— Думаешь, лучше ублажишь хозяина?
— Да. Я красивее. Это ясно.
— Ах ты тварь! — Они просто исходили злобой.
— Будешь работать, спины не разгибая! — посулила одна.
— Вот увидишь! — вторила ей другая.
— У вас есть гребень? Мне нужно волосы расчесать, — спросила я.
— Не нарушай позы! — предупредила Ремешок — самая сильная из них, рослая, длиннорукая, веснушчатая.
— Ладно, — согласилась я.
— Тебе так идет, — снизошла широкоплечая рыжеволосая рабыня по прозвищу Верров Хвост.
— Спасибо.
Жить с ними в одной клетке не хотелось. От них так и веяло враждебностью. К тому же они, уж конечно, поняли, что мне до них и дела нет. А ведь мы заперты в одной клетке.
— Наверняка скоро станешь любимой рабыней хозяина, — предположила темноволосая плосколицая Турнепс.
— Может быть, — отбросив назад волосы, согласилась я.
— Сейчас любимая — Редис. — Ремешок указала на сидящую слева от нее блондинку с тонкими щиколотками. Та самая, по сердцебиению которой отсчитывали время до начала погони вчера вечером. Прошлую ночь она провела с воином Клитуса Вителлиуса. Как она прижималась к нему, когда он, отсчитывая время, положил ей на грудь ладонь! Мне-то множество раз довелось побывать в руках таких мужчин. Это вам не крестьяне.
— Я была рабыней воина! — провозгласила я.
— Ты очень красивая, — сказала Редис. Пожалуй, она не такая уж противная.
— Наверно, в мехах никуда не годишься, — скривилась Ремешок. — Вот он от тебя и избавился.
— Нет! — закричала я.
— Никуда не годишься! — потешалась Ремешок.
— А почему же он тебя подарил? — спросила Верров Хвост.
— Не знаю.
— Никуда не годишься! — тыкала в меня пальцем Ремешок.
— У нас в деревне мехов негусто, — хохотала Турнепс. — Вот поглядим, какова ты на соломе!
— Если так себе, — вступила Верров Хвост, — скоро узнаем. Турнус всем скажет, хороша ты или нет.
— Хороша, — отрезала я.
— Так почему же твой хозяин подарил тебя? — не отставала Турнепс.
— Для забавы, — призналась я. — Он — Клитус Вителлиус, предводитель воинов. У него множество девушек куда красивее меня. Заставил меня безнадежно влюбиться, а потом, для забавы, взял и бросил. Поиграл со мной. Просто из интереса. И, одержав безоговорочную победу, избавился, отшвырнул прочь, подарил.
— Ты его правда любила? — спросила Редис.
— Да.
— Ну ты и рабыня! — Ремешок давилась от смеха.
— Он заставил меня полюбить его! — твердила я, прекрасно понимая, чтр не заставь он меня — все равно бы любила. Будь я свдбодной женщиной, будь у меня выбор — все равно бы любила. Но выбора у меня не было. Я — рабыня. Он подавил всякое сопротивление, заставил полюбить себя, не спросив моего согласия. Выбирать мне и не пришлось. Я мечтала преклонить перед ним колени по собственной воле, но он сделал меня рабыней, силой заставил пасть к его ногам.