Громов поднял левую, свободную от ножа, руку и начал расстегивать куртку…
* * *
(Авиаполк «Заполярье», Оленегорск, декабрь 1998 года)
Как оказалось, стрелял Вадим. Он стоял, широко расставив ноги, и поливал из «Бизона» быстро приближающихся солдат.
— Идиот! — крикнул Роман, прыгая на своего «ветерана» и толкая его в снег.
К счастью, Вадим ни в кого не попал: бойцы залегли, удобно расположившись между сугробами, и открыли ответную стрельбу из автоматов. Пришлось залечь и команде Романа. Лукашевич сразу пополз к Зое с явным намерением прикрыть ее.
— Позаботьтесь лучше о себе, — посоветовала Зоя, угадав его настрой.
Она вытащила из-за пазухи свой «Клин» и сняла пистолет-пулемет с предохранителя.
На несколько секунд пальба утихла.
— Братцы! — воззвал Роман в пространство, адресуя свои слова к залегшим в двух десятках метров солдатам. — Не стреляйте в нас! Мы свои! Я — майор Прохоров. Меня тут каждая собака знает. А со мной два ветерана и старший лейтенант Лукашевич с базы на Рыбачьем! Мы к начштаба по делу пришли, а нас не пускают! Теперь вот и вы стрелять начали. Да разве ж так можно, братцы?..
За сугробами недолго посовещались, прозвучала отчетливо команда «Огонь!», и новые пули засвистели над головами уткнувшейся носом в снег команды Романа.
Лукашевич оставил Зою, которая действительно могла постоять за себя, не прибегая к помощи мужской части населения, и подполз к Роману.
— Какие будут предложения? Ни на КДП, ни в штаб нам не прорваться.
— Сам знаю, — огрызнулся бородач. — Что это? — внезапно вскинулся он.
Оба услышали равномерный нарастающий гул.
— Транспорт на посадку заходит, — довольно быстро определил Лукашевич.
Услышали гул и солдаты авиаполка. Они прекратили стрелять и тоже задрали головы вверх. Шум двигателей усиливался, и тут низко нависшие облака продавила тяжелая туша военно-транспортного самолета. Его экипаж явно намеревался совершить посадку, но в последний момент почему-то отказался от этой затеи и снова набрал высоту, уходя в разворот.
Рискуя получить пулю в лоб, Лукашевич встал во весь рост, силясь разглядеть, что происходит на ВПП. И он увидел. На полосу, мешая посадке, выползали одна за другой снегоуборочные машины.
— Они не дают ему сесть, — проинформировал Романа Лукашевич, плюхаясь на живот. — Почему-то они не дают ему сесть…
* * *
(Оленегорск, декабрь 1998 года)
— На полосе машины! — нервно сообщил командир экипажа военно-транспортного самолета «АН-12». — Прекращаю заход на посадку.
Самолет резко задрал нос.
— Ну, суки! — изумился авиационный полковник. — Это уже ни в какие ворота не лезет!
Он обернулся к противовоздушному полковнику за советом. Тот сложил ладони вместе, а потом раскрыл их — более чем красноречивый жест.
— Десантируемся! — распорядился авиационный полковник. — Открывайте люк, ребята!
* * *
(Авиаполк «Заполярье», Оленегорск, декабрь 1998 года)
— Наши! — крикнул Роман, и в голосе его звучал истинный восторг. — Наши парашютируются! Молодец Зартайский! Успел!.
— Наши парашютируются! Молодец Зартайский! Успел!..
В небе над аэродромом авиаполка «Заполярье» разворачивались белые купола десятков парашютов.
* * *
(Метеостанция «Молодежная», Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
— Очень интересно, — сказал Рашидов. — Ты что-то затеял, майор?
Громов закончил расстегивать куртку. Оставалось самое сложное — снять ее так, чтобы Руслан не сумел воспользоваться его временной беспомощностью. Константин не придумал ничего лучше, как начать пятиться. При этом он свел руки перед собой и дернул себя за рукав, вытаскивая левую, свободную руку.
Кажется, опытный в этих делах Рашидов понял, что собирается сделать Константин. Он молча, без подначек и оскорблений, ринулся вперед, и тогда Громов, который явно не успевал выбраться из куртки, отбросил нож и перекинул подол куртки над головой, накрывая и себя, и Руслана. Проткнув кожу, нож Рашидова увяз в подкладке. И Константин, и Руслан повалились на снег.
Будущий синоптик Гена Зайцев не выдержал и, бросив Ларису, подбежал к дерущимся.
— Вам помочь, Константин Кириллович? — спрашивал он, приплясывая вокруг. — Вам помочь?
— Уйди! — прошипел Громов.
Двое сплелись на снегу, тяжело дыша друг другу в лицо и напрягая последние силы. От нечеловеческого напряжения у Громова потемнело в глазах, но он продолжал бороться, стараясь положить Руслана на лопатки и завладеть застрявшим в куртке ножом. В эти секунды он вспоминал друга Лукашевича и друга Стуколина (возможно, уже погибших), сверхсрочника Женю Яровенко, и лейтенанта Сергея Беленкова (погибших наверняка), и молодого веселого пса Щекна — ярость захлестнула Константина. И тело противника под его руками с какого-то момента стало поддаваться, а потом и вовсе обмякло.
Громов наконец завладел ножом и сел.
— Твоя взяла, — выдохнул хрипло Руслан, глядя на него со смесью отчаяния и ненависти. — Что ж ты тянешь, гяур? Добивай.
Громов очень медленно встал на ноги. Болезненно прострелило в пояснице.
— Моя вера, — сказал он, — дозволяет мне убивать только в случае крайней необходимости. Сейчас я такой необходимости не усматриваю.
И тут Рашидов заплакал.