Лукашевич мотнул головой и взял себя в руки. Обычно толстокожий, как бегемот, Стуколин на этот раз ухитрился подобрать и верные слова, и верную интонацию. Лукашевич махнул рукой.
— Ну, с Богом! — сказал он, хотя никогда в списке верующих не числился. — Поехали!
Расположившись в кабине, Лукашевич доложил Казанцеву, продолжавшему дежурить на КДП, что к взлету готов.
— Поехали!
Расположившись в кабине, Лукашевич доложил Казанцеву, продолжавшему дежурить на КДП, что к взлету готов. Казанцев пожелал ни пуха, Лукашевич послал его к черту.
Взлетели, набрали высоту. Стуколин начал довольно борзо, пристроился тютелька в тютельку и не без некоторой лихости — демонстрировал, видно, что и летчики второго класса тоже не лыком щиты. Развернулись по азимуту и почапали себе спокойно, без приключений в сторону Оленегорска.
Приключения начались через шесть минут после взлета.
— Вот он, — сказал Лукашевич, увидев засветку на индикаторе. — Молчим.
Стуколин, который хотел было подтвердить, что тоже видит потенциального противника, заткнулся. Лукашевич поступал правильно: если «Сухой» так быстро вышел на них, значит, действует радиоперехват, противник приготовился к ответным действиям.
Они продолжали полет в полной тишине. Небо над летящими истребителями приобрело отчетливый темно-красный оттенок, посветлело — где-то на юго-востоке, впереди по курсу, поднималось солнце, открывая новый день. «Сухой» противника приближался. Сто километров… девяносто… восемьдесят…
«До Оленегорска он нам дойти не даст, — понял Лукашевич. — Пора применить домашнюю заготовку. Ну, Леха, не подведи!»
— Меняю курс, — сказал Лукашевич вслух. — Новый курс — десять градусов. Раз… два… три!
Перечисление начала ряда простых чисел предназначалось Стуколину. На счет «три» истребители синхронно легли на крыло и, выписав вираж, поменяли курс. Если бы это видел Громов, он одобрительно прицокнул бы языком и высказался бы так:
«Молодцы, ребята! Прямо как на MAX'e[20]». Но Громова или кого-нибудь другого из «Витязей» здесь не было, а значит, и некому было оценить слаженность действий пилотов.
Противник приближался. Сейчас произойдет захват головок… Старт! Ого-го, наш «Сухой» выпустил аж две ракеты разом — стрельба дуплетом, как на утиной охоте.
— Леха, расходимся! — крикнул Лукашевич. Истребители разошлись: «МиГ» Стуколина ушел вниз, «МиГ» Лукашевича — вверх. Но оба продолжали идти навстречу противнику. Оттикало две длинные секунды, и Лукашевич увидел (а скорее, просто чутье подсказало), что ракеты зацепились за него.
— Леха, ракеты на мне. Атакуй.
Маневр удался на славу. Пока пилот «Сухого» соображал, почему это вдруг цель разделилась на две части, Стуколин, вошедший в зону стрельбы, выпустил свои ракеты, сначала одну, затем — с небольшой паузой вторую. Лукашевич же был занят противоракетным маневром. Как делал Громов за несколько часов до него, старший лейтенант швырнул машину в сторону и вниз, затем на предельно малой выровнялся, врубил форсаж, играя со смертью, но ракеты висели как привязанные. Необходимо было быстро поменять полусферу относительно ракет: ни одна из них не могла на таких скоростях сделать разворот на сто восемьдесят градусов — не выдержав перегрузок, разломится корпус. Сделать это ему почти удалось. Он проскочил под ракетами, но головка самонаведения одной из них успела отреагировать на близкое положение цели, и соответствующий сигнал подорвал боевую часть. Стержни разлетелись, и несколько из них попали в истребитель, повредив гидравлическую систему управления. Потекли масло и спирт, давление в системе мгновенно упало, о чем Лукашевичу доложил бортовой компьютер. Старший лейтенант чертыхнулся. Но тут он услышал радостный крик Стуколина и на несколько секунд забыл о своих неприятностях.
— Алексей, мы сделали это! — Стуколин захлебывался от восторга. — Мы сбили эту сволочь!
Он был прав. «Сухого» достала одна из Р-24Р, выпущенных Стуколиным.
— Мы сбили эту сволочь!
Он был прав. «Сухого» достала одна из Р-24Р, выпущенных Стуколиным. Вторая по неизвестной причине не разорвалась, уйдя в пространство. Повреждений, которые получил истребитель противника, хватило бы на три самолета классом попроще, но «Су-27» тем и славен — он делает то, что другим не под силу. Да и пилот, который сидел в его кабине, крепко сжимая сильными пальцами рукоятку управления, уже один раз сажал искалеченный истребитель на плохо приспособленный для этого аэродром.
— Он не падает, Алексей, — через пару секунд после победных реляций тревожно сообщил Стуколин. — Он уводит машину на запад. Я догоню его и расстреляю из пушки. Как слышишь меня? Я догоню его…
— Идиот! — крикнул в ответ Лукашевич. — Брось его и уходи на базу.
Он еще хотел добавить пару фраз покрепче, но тут ему пришлось забыть на время и о Стуколине, и о пока еще недобитом истребителе противника. «МиГ» Лукашевича не слушался руля. Он и не должен был слушаться — повреждения в гидравлической системе были необратимы, — но продолжал лететь на северо-восток. Лукашевич попытался вернуть себе власть над машиной, но увы — все его попытки были обречены на провал. В любую секунду «МиГ» мог свалиться в штопор, и старший лейтенант решил катапультироваться. Когда не знаешь своего местоположения, катапультирование просто опасно для жизни, но другого выхода не было.