Истребители разошлись на удаление в пять километров друг от друга, уравняли высоту и, врубив форсаж, рванулись навстречу друг другу, как два спущенных с цепи боевых пса. Неладное Громов почувствовал на четвертой секунде после начала «встречного боя». «Мираж» Арто клюнул носом, на такой скорости сразу потеряв высоту. Арто попытался вернуться на исходную. Оказалось, что сделать это не так-то просто, истребитель стало уводить вверх, Арто еще раз отработал рулями и «поймал» флаттер.
(Флаттер — одно из самых опасных явлений, известных аэродинамикам. Так называются самовозбуждающиеся колебания, которые могут возникнуть в конструкции летательного аппарата под действием больших нагрузок. Флаттер добавляет к уже существующим упругим деформациям конструкции дополнительные инерционные и аэродинамические силы, приводя к быстрому ее разрушению. Особенно опасен флаттер для крыльев. Изгибно-крутильный момент, возникающий на крыле, ведет к его все ускоряющемуся раскачиванию и отрыву от фюзеляжа.)
Видимость в этом чистом французском небе была великолепной, и Громов по рыскающим движениям «Миража» понял, что произошло. Но помочь чем-то Жаку Арто он не мог. Даже не успевал дать совета. Истребители стремительно сближались. Между ними оставалось чуть больше километра, когда «Мираж» начал рассыпаться в воздухе. От него полетели куски. Зрители внизу оцепенели от ужаса.
— Жак, катапультируйся! — в унисон закричали Громов и диспетчер авиасалона.
* * *
Арто и сам понял, что машину спасти не удастся. Это было выше скромных человеческих сил. Но, к сожалению, ни одна катапульта не срабатывает мгновенно. Задержка срабатывания у катапульты «Миража» составила две секунды. За это время у «Миража» успело отвалиться правое крыло, и истребитель свалился в штопор. Удаление между перехватчиками составляло всего триста метров. Майор так и не сумел заставить себя уйти в сторону.
Майор так и не сумел заставить себя уйти в сторону. В конце концов, это стоило жизни французскому пилоту.
От «Миража» отделился отброшенный системой катапультирования фонарь. Вспышка озарила кабину, и катапультное кресло с огромным ускорением вылетело, покидая гибнущий самолет. Угол между линией горизонта и траекторией катапультирования составлял шестьдесят пять градусов. На скорости сто тридцать метров в секунду катапультное кресло вместе с пилотом — капитаном французских ВВС Жаком Арто — врезалось в фюзеляж летящего навстречу «Су-27»,
Арто погиб мгновенно. Его просто расплющило при ударе. Катапультное кресло — словно выпущенное из пушки ядро — разворотило фюзеляж российского истребителя, перебив проводку управления и разрушив левый двигатель, который сразу же загорелся. Самолет мгновенно перестал слушаться пилота; завыла система аварийного оповещения. «Су-27» свалился в неуправляемый штопор точно так же, как французский «Мираж» за несколько секунд до этого.
Громов не колебался. Он не знал, что именно врезалось в его самолет (то, что это может быть катапультное кресло с Жаком Арто, он и представить себе не мог), но действовал быстро. Это было не первое его катапультирование, и работал Громов на чистом «автомате». Он прижался затылком к заголовнику кресла и резко потянул за держки катапульты.
«Су-27» падал вниз, за ним тянулся шлейф черного жирного дыма, а Громов ждал, когда сработает система катапультирования. Восприятие времени изменилось. Секунды растягивались, воздух стал плотным и текучим, как вода. И только земля приближалась с устрашающей скоростью. Широко открытыми глазами Громов смотрел на зеленое поле аэродрома, которое надвигалось на него, заслоняя от Константина весь остальной мир.
«Ну всё, — мелькнула у Громова мысль. — Отлетался».
Но тут его сильно тряхнуло, шестнадцатикратная перегрузка вдавила Константина в кресло, и через пять секунд он уже болтался между небом и землей под белым куполом парашюта.
Впоследствии эксперты установили, что, если бы временной разброс срабатывания данной конкретной катапульты К-36ДМ превысил норматив хотя бы на долю секунды (а такое вполне возможно — ни один достаточно сложный механизм не застрахован от подобного), авиасалон в Ле-Бурже был бы омрачен смертью не одного, а двух пилотов.
* * *
(В/ч 461-13 «бис», полуостров Рыбачий, октябрь 1998 года)
Громов проснулся в поту и с тяжестью на сердце. Встал, подошел к раковине-умывальнику (в «бочке-диогене» всегда тесно и всё находится под рукой) — отдернул занавеску, повернул кран (при этом заработал насос), дождался когда струя станет холодной как лед, вода наберет напор и можно будет всласть поплескаться, отгоняя тяжелые предчувствия.
В эту ночь ему снова приснились Жак Арто, разваливающийся «Мираж» и неумолимо надвигающее зеленое поле аэродрома. Громов до сих пор чувствовал вину за случившееся в тот ясный день над Бурже. Нет, его увлечение эзотерикой и мистицизмом не заходило так далеко, чтобы считать, будто именно он стал причиной флаттера. Магнетический взгляд русского пилота сбивает самолеты потенциального противника — о! какая сенсация для бульварной прессы! Свою вину Громов видел в другом. В его силах было отвернуть, уйти в сторону с заданной траектории, но он не сделал этого, тупо наблюдая за катастрофой. И вот результат — Арто погиб, «Сухой» разбился, да и самого Громова так тряхнуло, что потом месяц в парижской больнице отлеживался за государственный счет.