Через некоторое время очнулся Рашидов. Он недоуменно обвел глазами тесное помещение метеостанции, зафиксировал взгляд на Громове, затем — на своих связанных руках.
— Что ж ты, Руслан, — обратился к нему Константин, — разве так приходят в гости?
Рашидов не ответил. Он отвернулся и стал смотреть в стену.
— Значит, ты и есть вражеский пилот, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Громов. — Ты летал на «двадцать седьмом».
Гена и Лариса притихли. На их глазах разворачивалась новая драма — драма психологического противостояния.
— Значит, ребята тебя все-таки сбили, — продолжал Громов, перекладывая разряженный «вальтер» из руки в руку. — И какое уникальное стечение обстоятельств! Согласно теории вероятности, дорогой Руслан, встретиться нам было не дано, но мы встретились, а значит, это неслучайно. Рашидов снова промолчал.
— Не хочешь разговаривать на отвлеченные темы? — спросил Громов. — Ладно, поговорим на более конкретные. Где находится ваша база? Сколько машин на ней базируется? Кто осуществляет наведение?
Рашидов сплюнул.
— Ненавижу, — произнес он одно только слово.
Громов пощелкал предохранителем «вальтера».
— Почему? — поинтересовался он. — Нет, правда, Руслан, я не понимаю, в чем причина твоей ненависти к нам. Ты же был прекрасный пилот; ты и сейчас, я не сомневаюсь, остаешься прекрасным пилотом, но этим, согласись, ты обязан нашей стране и нашему народу. И насколько я помню, ты это всегда понимал. Что же изменилось?
— Ага, — сарказма, прозвучавшего в ответе Рашидова, хватило бы на десятерых, — о долге заговорил? Все вы любите вспоминать про долг, когда припирает, но сами платить по долгам всегда отказываетесь. А я, между прочим, свой долг оплатил до конца. Ты горел когда-нибудь над Афганом? Я горел.
Все-таки слова Громова задели Руслана за живое; он уже не сидел отвернувшись, он спорил, несмотря на свое безнадежное положение. Тут и Гена решил поучаствовать в диалоге.
— Давайте его паяльником, — предложил он кровожадно. — У меня паяльник есть. Сразу станет разговорчивее.
Рашидов с презрением посмотрел на него.
Громов тяжко вздохнул.
— Стоило бы, наверное, паяльником, — признал он. — И не только паяльником. На этом ублюдке не только кровь вашего Щекна, он хорошего человека недавно убил. Да и не первого, должно быть, хорошего человека. Ведь так, Руслан?
Рашидов дернул плечом.
— Но только ни я, ни ты, Гена, — продолжил мысль Громов, — не сумеем его пытать: не обучены заплечным делам, и очень надеюсь, что обучаться нам не придется.
— Гордые? — Рашидов фыркнул. — Как же, как же, белая кость. Куда уж нам, чернозадым, до вас!
— Серьезный случай, — отметил Гена. — Запущенный.
Лариса молчала. Ей было очень страшно наблюдать за перепалкой этих двоих ужасных людей, без предупреждения ворвавшихся в ее с Геной жизнь, в один миг разрушивших умиротворенный покой и счастье второго «медового» месяца, но еще страшнее было вмешиваться в их споры. Лариса была очень боязливой девушкой.
— Ты скажешь, где находится база? — повторил самый важный вопрос Громов.
— Доставай паяльник, — посоветовал Рашидов ехидно. — Это будет ново: русский пилот, пытающий своего врага.
Громов взглянул на Гену:
— У тебя спирт еще остался?
— Остался, — ответил будущий синоптик. — А зачем он вам?
— Тащи.
Когда Гена принес бутылку со спиртом, Громов взял два стакана, наполнил их до половины спиртом, разбавил спирт водой. Один стакан он оставил у себя, второй поднес к лицу Рашидова:
— Пей.
Руслан посмотрел на него как на безумца.
— Что вы затеяли, Константин Кириллович? — полюбопытствовал Гена.
— Пусть для начала выпьет. Со мной. За встречу. Как-никак мы учились вместе.
— Не буду я пить! — заявил Рашидов, отворачиваясь.
— Будешь, — сказал Громов. — Еще как будешь. Не будешь добровольно, я в тебя силком волью — по лезвию. Или клизму поставлю. Хочешь спиртовую клизму?
Рашидов сразу понял, что Громов не шутит: далеко не шутейная была ситуация — и вольет спирт в любом случае: не через верхнее, так через нижнее отверстие.
— Будешь пить? Или клизму ставить?
— Буду.
Пришлось пить. Гулко глотая и давясь, Рашидов высосал стакан мерзкого пойла. Выпил свою порцию и Громов.
Гена смотрел на них напряженно и непонимающе.
— Тебе не предлагаю, — сказал Константин. — Ты должен остаться трезвым.
Рашидов очень быстро захмелел.
— Ты должен остаться трезвым.
Рашидов очень быстро захмелел. Кровь бросилась ему в лицо, и смуглое лицо потемнело еще больше.
— Ну и чего ты… собираешься этим… добиться? — спросил он у майора. — Думаешь, если меня напоить… я трепаться начну? Глупо, Громов, глупо. Я же бывший… советский офицер… Нас учили держать язык за зубами… даже по пьянке…
Захмелел и Громов. Это входило в его расчет. Он должен был находиться в «одном градусе» с Рашидовым. Иначе действительно не выдержал бы и приказал бы принести паяльник.
— Дурак, — сказал Громов Руслану. — Какой же ты все-таки дурак… — Помолчав, он добавил: — Вот уж никогда не думал, что придется назвать Руслана Рашидова дураком.
— Зато никто не назовет меня предателем, — огрызнулся Рашидов.
— Почему же? Ты предатель и есть. Кому ты давал присягу? С кем ты теперь воюешь?