Она это, Она — муза моя и любовь до скончания лет. Перевлюблялся я много раз, а теперь причалил.
Нотные значки —
музыки зрачки,
а скрипичный ключ — Бога ухо.
Музыкальный звук —
господин наук
и небытию — оплеуха.
Открывай же нотную тетрадь,
чтобы с жизнью в жмурки поиграть…
Это Ей — и другое многое… Это тоже:
Не бойся взгляда свысока,
толпы не бойся кривобокой.
Да будет мысль твоя высокой,
да будет легкою рука.
И вдруг откроешь в день погожий,
как наши хлопоты смешны,
как много мы друг другу можем,
как мало мы себе должны…
***
А что же мы можем?
Сначала — чуть?чуть:
услышать друг друга,
и вместе вздохнуть,
и выдохнуть вместе —
и тут же от нас
к соцветьям миров
побежит резонанс —
всецветная пленка,
волна за волной…
Вибрирует тонко
наш шарик земной…
А этот стихотропный препарат предназначен был в качестве антидепрессанта себе самому, а пригодился как действующее предсказание Ей — и…
Когда продолжит зло свои атаки,
не предъявляй себе суровый счет.
Тебя возлюбят дети и собаки,
а вслед за ними кто?нибудь еще…
И если слава выжжет как протрава
сердечный нерв и в лед оденет грудь —
расстанься с ней и все отдай за право
любить и обожать кого?нибудь.
Стишки?пирожки: прощальные подарку Ивана Афанасьевича
Иван Афанасьевич умолк и задумался, лицо приняло выражение собранное, словно и не был под градусом. Мы же, впечатленные последней порцией стихиатрических снадобий, не заметили, как подчистую смели всех девятерых мороженых муз; оставался нетронутым лишь парнасский ИАХ — никто не решался приступить к нему первым, что?то сдерживало; да к тому же и внешний вид кулинарного экспоната в результате облития слезами и подтаивания существенно переменился: он уже не стоял в величественном облачении вдохновенного пиита, а смирно сидел в подобии позы лотоса; одеяние подрастеклось, особенно на животе, черты лица смазались, и общие очертания стали напоминать то ли Будду, то ли китайского божка веселья, общения и удовольствий — Хотэя.
Заметив нашу заминку, ИАХ участливо спросил:
— Насытились презентацией, да? Демьяново угощение уже?… Ниче, щас трансформируемся.
Заметив нашу заминку, ИАХ участливо спросил:
— Насытились презентацией, да? Демьяново угощение уже?… Ниче, щас трансформируемся.
Тут скатерть?самобранка начала потихоньку скукоживаться, менять форму, а остававшиеся на ней яства вместе с приборами, соусами и напитками плавно поднялись в воздух, заставив следовать за собой наши завороженные взоры, — и оказались над верхушкой кокосовой пальмы, той самой, на которой сидел петух, а у подножья дежурил кот, — как раз там, где произвела свой трюк утка по?пекински. Повисев и покивав нам прощально, неотведанные угощения потянулись, как стайка перелетных птиц по бирюзовому небу, туда же, куда улетела утка — в сторону «Цинцинната».
— Провиант вам на обратную дорожку, запасец не повредит, — пояснил ИАХ.
Этот нечаянный намек нельзя было не понять. Мы поднялись с мест.
— Спасибо, Иван Афанасич, было очень…
— Погодите, погодите, а на посошок? — ИАХ жестом показал, что такое посошок для него. А что для нас — мы увидели, глянув на самобранку.
Скатерть обрела вид возлежащего на траве большого вопросительного знака.
Внутри него от конца до конца, друг за дружкой пунктиром был выложен ряд свежеиспеченных, невероятно вкусно и разнообразно пахнущих пирожков. Успел сосчитать — тридцать три. Величины одинаковой, а формы все разной: где цветочек, где рыбка, где воробьиное гнездышко, где устрица, а один, особо мне приглянувшийся — в виде зверя тянитолкая о двух головах. Я сразу на него и нацелился, и это не ускользнуло от внимания ИАХ.
— Можно, можно и даже нужно… Какой унюхала душа, тот и берите. Только надламывайте, прошу вас, с осмотрительностью: внутри каждого выпечного изделия, кроме начинки чревоугодной, еще кое?какая имеется. Пирожковая лотерея, давняя затейка моя для желанных гостей… Смелее!.. Ну давайте с вас начнем, — видя, что мы с ДС оробели, обратился ИАХ к Оле, — ледиес ферст, бусурмански выражаясь, сударыня в первую очередь…
— Ой, а мне страшно, — сказала Оля с непритворным трепетом. — Здесь что, предсказания? Как в китайских ресторанных печеньях?
— Здесь информация, — закрыто сказал ИАХ.
Оля опустилась на колени, зажмурила глаза, протянула руку и вслепую нашарила пирожок?рыбку. Разломила. Вынула бумажку. Прочла вслух:
Я этой истины куски глотал,
играя в поддавки,
я так старался проиграть,
как будто завтра умирать…
И вот итог моих сражений,
вот что взошло на грядке бреда:
любовь — искусство поражений,
в любви страшней всего — победа.
— Не нахожу, что возразить, Иван Афанасич, но как в жизни применить, не представляю. Стремиться к поражениям в любви, по?моему, излишне, они и так косяком идут, поражения, одни прямые и откровенные, а другие…
— В виде побед, эти единственно и страшны. Кто предупрежден, тот вооружен, разумейте…
ДС поднял и разломил пирожок?гнездо. Вынул бумажку, пробежал текст глазами. Читать вслух не стал, передал мне. Я озвучил.
Все в порядке. Новости худые
прибывают. Звезды полыхают.
Жизнь кипит. А малыши седые,
пошумев немного, затихают.
Все в порядке. Малыши, не старьтесь,
не смолкайте. Старички, шумите,