ВЛ — Возможно — бывают ведь всякие врожденные гипертрофии, чрезмерные развития как всевозможных частей тела — носа, ног, ушей, эндокринных желез и прочих органов — так и разных мозговых центров. Центр смеха в мозгу есть, и похоже, у Ивана Ивановича он был сверхразвит…
ДС — Ага, а ежели так, то и непрестанно усиленно работал, искал и находил себе работу, как у иных — центр пищевой, центр сексуальный или антагонистический смеху центр плача…
ВЛ — …каку Максима Горького. Мой папа рассказывал, как однажды к ним в школу, прямо в класс пожаловал великий пролетарский писатель. Фотографировался с ребятами, по головкам гладил, слезами обильными поливал, папу тоже окропил… Половина класса плакала вместе с Алексеем Максимовичем, девчонки особенно и учительница.
ДС — Плач, как и смех, судорожно?заразителен…
ВЛ — Горький плакал часто и изобильно, плакал и от горя, и от небольших огорчений, и от радости, и от умиления, и от симпатии, и от хороших стихов, и от плохих даже, если их читал хороший человек… Все это регулярно происходило на людях, и все к этому так привыкли, что и представить себе Горького не плачущим уже не могли. «Был на вечере, видел Горького, взял автограф». — «А он заплакал?» — «Заплакал». — «Ну все в порядке».
ДС — А вот почему он так много плакал, кажется, никто не догадывался… В молодости Горький совершал попытки самоубийства… Был склонен, по нашему говоря, к психалгиям и депрессиям, это видно и по его молодым фотографиям… В это время он еще не был слезлив — много плакать стал только тогда, когда душевно уже укрепился и всю свою суицидальность отдал литературным героям.
ВЛ — Если бы не плакал, могло быть хуже…
ОК — В школе со мной учились две девчонки, одну с первого еще класса прозвали Хихишкой — хихикала почти не переставая, буквально в ответ на все, да и просто так, ни с того ни с сего. А другая была Плаксюша, Ксюша?Плаксюша.
Плакала постоянно, почти непрерывно в слезах. С одной рядом находишься — тоже смех берет, хихиканье подступает откуда?то из живота; а с другой — подступают слезы, хлюпать носом начинаешь, того гляди, заревешь. Обе такими и оставались все десять школьных лет, да и дальше, видела их на встрече одноклассников — все такие же… Кто же они — нормальные люди или больные?…
ВЛ — Варианты нормы, близкие к крайним значениям. В каждом классе пара таких найдется.
ДС — Представители крайней нормы имеют прописку и в патологии, когда крайности не уравновешены другими чертами, не вписаны в душевную целостность. Агрессивность иили гиперсексуальность, ничем не сдерживаемые, производят преступников и маньяков.
ВЛ — Когда преступник поступает на экспертизу в клинику, то обычно оказывается, что случай «пограничный»: норма под сомнением или патология под вопросом.
В каждом классе пара таких найдется.
ДС — Представители крайней нормы имеют прописку и в патологии, когда крайности не уравновешены другими чертами, не вписаны в душевную целостность. Агрессивность иили гиперсексуальность, ничем не сдерживаемые, производят преступников и маньяков.
ВЛ — Когда преступник поступает на экспертизу в клинику, то обычно оказывается, что случай «пограничный»: норма под сомнением или патология под вопросом.
ОК — А духовная патология существует?
ВЛ — Конечно. В том числе эстетическая.
ОК — Эстетическая патология, сирень пошлятина, по?моему, давно стала нормой нашей массовой культуры, равно как и патология нравственная — равнодушие и жестокость.
ДС — Тем удивительнее душевная сопротивляемость этой заразе у большинства людей, я настаиваю — все?таки у большинства.
ОК — У робкого большинства.
ДС — А вот это правда, увы. Но по плану о грустном не говорим… Лучше песенку споем.
ВЛ — Из моих антидепрессивных?
ДС — Ага. А потом потанцуем или вроде того…
Ay?песенка
Перемолвимся словечком, мой друг,
перестукнемся сердечком, мой друг,
перекликнемся в пустынной толпе,
ты мне голос подашь, я тебе:
припев:
ау?ау, зову тебя, зову,
подержись, мой друг, на плаву…
ау?ау, плыву к тебе, плыву
и во сне, мой друг, и наяву…
Мы глупы и одиноки, мой друг,
мы друг к другу так жестоки, мой друг,
исподлобья смотрим хмуро сопя,
потому что мы боимся себя.
припев
Нам глаза забила копоть, мой друг,
мы весь мир готовы слопать, мой друг,
а не надо ведь совсем ничего,
кроме взгляда твоего,
кроме взгляда моего,
твоего и моего, мой милый друг…
припев
Гравитанцы продолжаются: жонглотерапия, урок третий
ВЛ — А вот и мой жонглерский снарядик — мандарин со страницы 205.
ДС — А вот мое третье письмо Марине.
ОК — Поскольку ее здесь сейчас нет, придется уж мне мандарины в руки…
Из письма
…Ау, как настроение? Я хмог бы, впрочем, и не задавать тебе этого вопроса, потому что чувствую его и сам: оно улучшается, твое настроение. Это трудно объяснить, но почему?то, когда пишешь человеку письма, всецело о нем думая, письма от души, прямей говоря, — входишь в какое?то общение с его душой далее и без обратной связи или на каком?то другом, внезнако?вом уровне этой связи… Может быть, это и есть то, что называют телепатией. Похоже и на то, что получается, когда жонглирование становится твоей второй натурой, когда, занимаясь летающими предметами, можно думать о чем угодно еще…