Кто знает, может быть, тот далекий аноним и послал сторожу Халявину вместе с письмом эти фантики… Как бы там ни было, неожиданные находки могут подвигнуть руководство областной научной библиотеки имени А. И. Герцена к созданию в ее стенах небольшого музея…
— Музея Халявина! — дружно вскричали мы.
— Деда Ивана моего? Здравая мысль. Только… Фантики, папироски там, ленты от Ундервуда — это пожалуйста, а вот письмо?то хулительное придется того… в спецхранение. Молодежь в музей ходить будет, дети, сами понимаете.
— Дети теперь и не такому научат, — шепнул ДС.
— Оно да, — живо услышал ИАХ, — научить?то научат, а мы им — асимметричный ответ, а?…
— А они — нам.
— Что ж, асимметрия — закон поколений. Нонешние?то младенцы уже с мобильниками рождаются и подключенными к Интернету, вместо сисей и сосок требуют флэшки. Едва встанут на ножки и речь проклюнется, уже переговоры деловые друг с дружкой ведут. Я давеча услыхал, как один из коляски другому грудное молоко по дешевке толкал, по десять баксов за баррель. Ниче, и им всем тоже дедами и бабками быть, никуда не денутся.
— А что, дедушка ваш на машинке печатать умел?
— Умел. Одним пальцем. Слова типа кукарек.
— Ааа…
— Сторожил он эту контору, как и я свой садик детский. Из деревенских был, вятских. Знахарская наша порода, колдовать мог, лихорадки заговаривал, бородавки сводил, растительность знал, что чего лечит… Жену губернского заседателя в чадородие возвернул… Сам до ста одиннадцати лет дожил.
Помню, говаривал: «Каждая трава по?своему права. Всяческий цветок — истины глоток».
— И его, и ваш музей, Иван Афанасич, народу будет жизненно необходим, — убежденно заявил я.
— И мой?… Хм… Музей имени кукареее…
Кукарек и другие местоимения
Оглушительный кукарек, взаправдашний, натуральный, прервал речь ИАХ. И хлопанье крыльев, и опять кукарек, и опять… В первые секунды нам показалось, что это Иван Афанасьевич кукарекает, уж больно слилось все акустически и содержательно. Нет, это закукарекал петух. Пегий петух, невесть откуда взявшийся, сидел на флагштоке над трепыхающимся флажком «О. Халявин» и, вцепившись в него голенастыми лапами, в борьбе с земным притяжением судорожно вибрируя и клонясь вперед?назад и обратно, самовыражался с завидным усердием.
Обалдев от неожиданности, мы не сразу заметили, что у петуха всего полтора хвостовых пера, гребешок ополовинен, борода размочалена и один глаз искусственный, заменен пуговицей. Размер птицы был невелик, меньше вороны, но голосище безмерной неукротимой мощи.
— Все, Петька, сворачивай децибелы, уши людям сломаешь. Чтобы хорошо петь, одного старания мало. А ну — пшшут! — шуганул ИАХ петуха, и тот, вложив в последний свой кукарек столько возмущения, сколько смог, оскорбленно смолк.
Соскочил с флагштока и, гордо задрав голову, твердой походкой военного зашагал к кокосовой пальме, замахал около нее пестрыми крыльями, бешено закудахтал и вдруг, взлетев вертикально, очутился на верхушке. Самовыразился там еще раз истошно и стих, потонул в зелени ветвей.
— Чувствует себя тут при деле — считает, что будит солнце, — ухмыльнулся ИАХ.
Самовыразился там еще раз истошно и стих, потонул в зелени ветвей.
— Чувствует себя тут при деле — считает, что будит солнце, — ухмыльнулся ИАХ. — На пальме насест у него. Но есть конкуренция кое?какая…
— Еще петух? — удивился ДС.
— Не?е, это был бы смертельный номер, второй петух тут бы не выжил, Петька у меня мал, да удал. Кое?кто из другого племени, тоже пацан конкретный, пальца в рот не клади, через что и потрепанность боевую имеем, как видели, — кривоглазие и прочие инвалидности причинил. Пока сам не явится супостат, звать и знакомить не буду7, уж не взыщите, — на рыбалке он сейчас где?то. Я ему: «Ты, браток, лови осторожнее, нынче, сам знаешь, без вреда не вынешь и рыбки из пруда — экологический елдец грядет». А он: «Да ладно, все вы уже и так мутанты, а я как?нибудь разберусь, в рыбке толк понимаю…»
Мы остались в недогадках, кто же такой этот завзятый рыбак, выдравший у бедняги петуха хвост, глаза лишивший, бороду и гребешок повредивший, на верхушку пальмы способный забраться…
Иван Афанасьевич между тем развил петушиную тему в разрезе общей и мужской психологии.
— Петровича я сюда взял по двум причинам. Одна: десятки поколений моих предков по петухам сутки строили, жизненный ритм держали, а я что же? Русскому человеку без петуха жить неправильно.
Другая: петух — образец мужественного дерзания и немеркнущего самоуважения. Петька мой вот на что меня вдохновил, верней, вот что изрекает вседневно, а я перевел с петушиного на людской.
Кодекс оценочной независимости
Отныне я перестаю
дрожать за стоимость свою.
И всех, кто ставит мне оценки,
собственноручно ставлю к стенке —
пускай поджилками трясут! —
теперь я сам свой высший суд.
Того, кто мне назначит таксу,
немедленно пошлю по факсу
и, музу возблагодарив,
припомню собственный тариф.
Ну что, попрятались с испугу?
Эй, критик, где же ты, козел?…
Я возлюбил самообслугу
как наименьшее из зол,
и лишь в полете к горным высям,
где ослепительно светло,
тому, кто так же независим,
жму лапу, а верней, крыло.
Да здравствует отвага птичья