А на востоке от них лежит Русь, и правит ею князь?кесарь Иван Васильевич. Золота у него, правда, немного, зато еды навалом.
Северские дачники — народ мирный. Бунтовать не любят и дань платят исправно.
Да что там дачники, если сам патриарх Московский дает князю?кесарю откуп за убежище. И митрополит Зеленоградский Феогност вносит свою долю отдельно.
Хорошо быть князем на Руси.
Немудрено, что когда в Зеленоград явились гонцы от императора Запада звать русичей в крестовый поход, князь?кесарь прогнал их с порога.
— Некогда мне воевать! — объяснил он и удалился в баню с девками.
Ему и впрямь было некогда. Иван Васильевич торопливо наверстывал упущенное в прошлой жизни. В бытность государем императором у нацболов таких ядреных девок у него не было.
И никаких не было.
За все время существования «Первопрестольной монархической партии Рюриковичей» до Катастрофы и после в нее записалось ровно семнадцать человек.
А теперь благодать. Невольниц приводили из Орлеана голыми и первым делом пороли принародно розгами за срам. При дворе князя?кесаря никому не пристало появляться в таком непотребном виде.
Поэтому после порки их одевали в старое тряпье и сажали ткать полотно и шить рубахи с сарафанами.
Юродивый Стихотворец очень поддерживал переодевание крестьянок в сарафаны, однако крепостное право ему не нравилось. Он слишком хорошо помнил, как его собственные крепостные гонялись за ним по всему поместью, чтобы содрать с живого кожу.
Он слишком хорошо помнил, как его собственные крепостные гонялись за ним по всему поместью, чтобы содрать с живого кожу.
— Я на этом спятил, — близко к теме цитировал он из «Гамлета» в переводе Пастернака.
Но князь?кесарь Иван Васильевич не имел такого богатого опыта, и крепостное право еще до Катастрофы было официально включено в программу его партии.
Крепостные при дворе князя?кесаря делились на челядь1 и холопов. Но Иван Васильевич чего?то недопонимал в значении слов и решил поначалу, что челядь — это крепостная женщина, а холоп, соответственно, мужчина. Возможно, его ввело в заблуждение другое слово с тем же окончанием, что и «челядь», но только он оказался тверд в своем убеждении.
Так или иначе, он ввел в своих владениях обычай, согласно которому челядь должна отдаваться хозяину по первому требованию и любому другому мужчине — по воле хозяина, а холопы обязаны соблюдать право первой ночи.
В этом и состояло их главное различие. А когда орлеанцы всучили князю?кесарю беременную рабыню, и она родила сына, Иван Васильевич постановил, что он будет челядином, а не холопом. И хотя князь не объяснил, что это значит, стало ясно, что работа над ошибками не прошла даром.
Князю?кесарю было весело с девками, но от крестоносцев было не так?то просто отвязаться.
Их просветили, что Иван Васильевич — не полномочный правитель этой земли, а просто регент при запойном Варяге.
Боевики Варяга чуть не передрались, когда выяснилось, что великий князь не в состоянии выполнять свои обязанности. Каждому хотелось встать на его место.
Но всех помирил юродивый, который предложил компромиссную кандидатуру. Без авторитета, но с понтами и фамилией — пусть выдуманной, но зато какой! Рюрикович!
Северские русичи просто млели от одной этой фамилии.
Но великим князем считался по?прежнему Варяг — и плевать на то, что он ловит глюки и считает белочек.
И тогда крестоносцы похитили Варяга.
53
Великий и мудрый Царь Востока возвращался в священный город Ксанаду по Москве?реке, и его ладья уже рассекала носом воды нижнего течения.
По обоим берегам лежали старые владения Соломона Ксанадеви, и здесь его встречали со всеми почестями.
У берегов по колено в воде стояли красивейшие девы, украшенные венками и гирляндами, и кидали в воду цветы.
Царь Востока мог поманить любую из них, и она поплыла бы к ладье, даже не умея плавать.
Но Соломон Ксанадеви не смотрел на девушек.
Он разговаривал со своими приближенными.
Наместники докладывали ему обо всем, что случилось в землях Великого Востока за время его отсутствия — но он не так долго отсутствовал, чтобы здесь могло произойти что?то важное.
С тех пор, как угасли последние очаги восстания рабов, Великий Восток превратился в образец стабильности. Возвращаясь домой, царь Соломон видел вокруг ту же самую картину, которая провожала его по пути отсюда.
Безумное мельтешение, в одночасье меняющее облик мира, осталось позади. Но царь никак не мог забыть о западных делах.
— Что слышно о Заратустре? — спросил он.
— Ничего, как обычно, — ответили ему. — Но с тех пор, как загорелась Москва, его ни разу не видели на востоке.
— Я тоже слышал, что его теперь больше увлекает запад, — кивнул царь. — Говорят даже, будто бы он задумал стать императором Запада.
— Не слишком ли много претендентов? — удивились приближенные.
— Не слишком, — ответил Соломон Ксанадеви. — Реальных всего трое. Он, Гарин и Лев. А значит, для начала он должен устранить Гарина. А потом, когда Лев окончательно достанет всех своим крестовым походом, он явится, как освободитель, и слово «добро» на его мече будет сиять во сто крат ярче, чем «зло».
— Но как он устранит Гарина? У президента Экумены надежная охрана.