Я вернулась на работу в школу раньше, чем собиралась. Честно говоря, тогда я вообще не хотела возвращаться в школу. Физически не могла. Даже ночью, лежа без сна, придумывала, как пойду на курсы медсестер, да хоть кройки и шитья, и начну новую жизнь. Но звонили мамы из родительского комитета и суматошно, истерично говорили, что на носу экзамены, а дети не напишут сочинение. Замены мне не нашли. Звонила Нелли Альбертовна и строго, как учительница с ученицей, велела брать себя в руки.
— Я не могу, — сказала я ей, — не хочу.
— Ты? — уже другим тоном сказала Нелли Альбертовна. — Ты все можешь. Нужно занять себя делом, переключиться на другие заботы. Все отойдет. Не сразу, но быстрее, чем ты думаешь. Сама удивишься. Выходи с понедельника.
— Не хочу.
— Надо, Сашенька, надо. Сначала ты будешь заставлять себя, а потом втянешься. Работа — самое лучшее лекарство от всех бед. Поверь мне.
— Я плачу все время.
— Понимаю. Но очень скоро ты начнешь смеяться.
— Нет.
— Нет. Смеяться я уже никогда не буду.
— Ты же учительница, работаешь с детьми, так что будешь и смеяться, и плакать одновременно. Ты им нужна, а они тебе.
Эта фраза завуча стала решающей. Я поняла, что действительно нужна своим ученикам, у которых на носу выпускной экзамен, и только я могу их подготовить. А они нужны мне, чтобы я не похоронила себя заживо.
Была еще одна причина. Я хотела увидеть Андрея, хоть и боялась этой встречи. Поговорить с ним, объясниться. Даже не это. Я ждала от него извинений и каких-то искренних слов. Верила, что мне станет легче.
Нелли Альбертовна оказалась права. Я быстро переключилась на школьные проблемы и уставала так, что на остальные мысли не оставалось никаких сил. Дети были запущены, темы не пройдены, работы предстояло непочатый край.
Андрея я не видела — видимо, он специально старался со мной не сталкиваться.
— Нам нужно поговорить, — сказала я ему, случайно поймав на входе в класс перед уроком.
Не собиралась ничего говорить, но от неожиданности произнесла давно заготовленную фразу. И видела, прекрасно видела, как он испугался. Нет, даже не испугался, а начал раздражаться. Как будто у него резко заболел зуб.
— Не сегодня, ладно? — ответил он и скрылся в классе.
Уже после уроков я шла по коридору мимо кабинета Анаконды. Дверь была приоткрыта.
— Зайди в кулинарию, купи котлет, в магазине — мяса для Клуши, — услышала я голос директрисы.
— Хорошо, — отвечал Андрей.
— Держи, здесь должно хватить. — Директриса, видимо, отсчитывала ему деньги.
Я буквально влетела в учительскую, где сидела Нелли Альбертовна.
— За тобой гнались, что ли? — спросила она.
— Нет.
Мне очень хотелось у нее спросить, впервые в жизни захотелось посплетничать, но я не знала, с чего начать.
— Как вы? Что у нас хорошего? — спросила натужно я.
Завуч оторвалась от бумаг и внимательно на меня посмотрела.
— Ты хочешь про Анаконду узнать? — спросила она.
Я покраснела и готова была провалиться на месте.
— Она завела себе собаку, — начала рассказывать Нелли Альбертовна, — назвала Клеопатрой, сокращенно Клуша, с подачи сама знаешь кого. Андрей Сергеевич теперь с ней гуляет. Клуша — очень редкой породы, каких-то денег сумасшедших стоила. Только дурная.
— Как раз для Анаконды, — буркнула я.
Завуч не улыбнулась.
— Не нужно, отпусти и забудь, — сказала она тихо. — Не трави себе душу, все равно никто не оценит. Эти двое уж точно. А еще лучше — увольняйся и переходи в другую школу.
— Как это? — ахнула я.
— Так. Она тебе все равно работать не даст. Отомстит при первой возможности. Сейчас, накануне экзаменов, ты ей нужна, а потом она найдет повод от тебя избавиться.
— За что отомстит?
— За все.
— А как я объясню увольнение?
— Никак. Она и не спросит. Сразу подпишет заявление. И удерживать не будет, не надейся.
— А дети? Экзамены… Я не могу сейчас их бросить…
— Решай сама. Смотреть не могу, как ты мучаешься. Доводи класс и увольняйся. За лето найдешь себе новую школу. Тебя возьмут в любую, глядишь, и получше нашей найдешь.
— Зачем ей собака? Она же животных не любит.
— Затем же, зачем ей нужен Андрей Сергеевич. Чтобы руки лизала и хвостом виляла, — вдруг как-то зло ответила Нелли Альбертовна.
Вечером я сидела на лавочке перед домом Анаконды. Ждала, когда Андрей выйдет гулять с Клушей. Промерзла до костей. Несколько раз собиралась уйти и не могла заставить себя встать. Ноги меня сами принесли на эту лавку, и неведомая сила пригвоздила к месту.
Клуша, судя по тому, как выскочила из подъезда и полетела к первому дереву, тоже еле дотерпела до прогулки.
Я хотела позвать Андрея и не могла — голос не слушался. Не могла окликнуть его по имени.
— Привет, — даже не закричала, а просипела я.
Он подпрыгнул от неожиданности и начал оглядываться.
— Ты что здесь делаешь? — Андрей бросил взгляд на окна квартиры директрисы. — Что-то случилось?
— У меня уже все, что могло, — случилось. Лимит исчерпан, — ответила я. — Вот, книгу нашла твою. Хотела вернуть.
Я протянула ему книгу. Он подержал ее в руках, засунул в куртку, потом попытался запихнуть в пиджак.
— Не знаешь, как объяснить ей, почему с книгой домой пришел? — сказала я.
Он молчал.
— Почему? Объясни мне, почему? Она же тебя бросила, когда ты болел. Ты был ей не нужен. Почему ты вернулся? Скажи, что я сделала не так? Я ничего не прошу, ни на что не рассчитываю. Просто объясни мне все по-хорошему. Чтобы я поняла и перестала сходить с ума.
— Давай не сейчас, — попросил он, — потом.
— Когда потом? — не отставала я.
Он опять покосился на окна. Мне стало противно. И очень больно. За себя. За то, что я любила человека, который вот так вот зыркает на окна.
— Ты меня хоть чуточку любил?
Андрей не ответил.
Клуша залаяла. Андрей дернулся, нацепил на собаку ошейник и пошел к подъезду. Я сидела на лавке и смотрела ему вслед.