— Это из-за меня. Я два года с этим жила. Не могу больше.
Отец промолчал.
— Вы будете что-то делать? — спросила она.
— Нет. У меня нет ни сил, ни желания.
— Но он же должен ответить…
— Здоровье дочери мне это не вернет. А я немстительный человек. Пусть живет, как живет. Он ведь тоже ребенок. У него есть родители. Жизнь его накажет.
— Не накажет. У него все будет отлично. Вы его не знаете, а я знаю. Он всегда выкрутится.
Наташа посидела еще некоторое время и стала прощаться.
— Спасибо, что приехали, — сказал Ирочкин отец.
— Только легче мне от этого не стало.
— Ничего. Все будет хорошо…
— Почему вы так спокойны? Почему ничего не сделали? Почему? — закричала от возмущения Наташа.
— Деточка, вы пойдете в суд? Дадите показания? Нет. Вы скоро станете матерью. Тогда вы меня поймете. Вы не захотите, чтобы ваш ребенок пережил этот кошмар еще раз. Я хочу, чтобы дочь забыла об этом, если возможно. И вы забудьте. Живите спокойно.
Оттуда Наташа поехала к матери. И в слезах ей все рассказала.
— Я знаю, давно догадалась, сразу же, — ответила директор школы.
— И промолчала?
— А что я должна была сказать? Что моя дочь водит мужчин в лабораторию, что дала ключи школьнику? Ты представляешь, какой был бы скандал! Тебе сейчас о себе нужно думать, а не об этой истории.
— Все всегда думают только о себе, — зло сказала Наташа.
— Да, и это можно понять. У каждого своя жизнь. И так проблем хватает.
— Мам, а если бы такое случилось со мной? Ты бы тоже промолчала?
— Давай я тебе лучше творожка дам? Ты кальций пьешь? Беременным нужен кальций.
— Мам, ответь.
— Мы не на уроке литературы. Давай не будем обсуждать нравственные вопросы. Если бы да кабы. Сейчас другое важнее — твое здоровье и здоровье твоего ребенка. Родишь — не до морали будет. Ешь творог.
Директриса была права. Наталья родила, и очень быстро собственные проблемы заслонили в ее памяти ту давнюю историю.
Родители Андрея так ничего и не узнали. До Надежды Михайловны дошли слухи, что в школе случилась трагедия, но, когда это не касается твоего ребенка, чужие беды оставляют равнодушными. Ходили слухи, что был замешан мальчик, но Ирочка была красивой девочкой, и мальчиков у нее было много, так что, даже если кто и подумал на Андрея, доказательств все равно не было.
Надежду Михайловну тогда больше волновала учеба ее Андрюши.
Андрею передались способности отца. Он мог бы быть блестящим студентом, если бы умел трудиться. Он был ярким, во многом талантливее сокурсников, но очень непоследовательным и… мальчиком с гонором. Привык, что вылезал на способностях, на памяти. Сначала он не явился на экзамен — просто проспал. Отказался писать курсовую работу — было лень.
Отказался писать курсовую работу — было лень. Нахамил преподавателю, считая его недоумком. У него всегда было наготове оправдание, объяснение. И по всему выходило, что он прав.
— Так нельзя, — убеждал его отец, — нужно соблюдать правила. Ты не имеешь права их менять. Если нужно написать доклад — сядь и напиши. Если преподаватель считает, что ты не прав, не нужно с ним спорить.
Андрей после этого разговора обиделся на отца.
Постепенно на курсе в первые ученики выходили ребята, которые сидели над учебниками. Андрей считал таких тупыми зубрилами. Если бы не влияние отца, его бы выгнали из института после первой же сессии. Он считал, что не должен никому ничего доказывать, что правила написаны идиотами для идиотов. Он ненавидел учебу, институт, преподавателей. Один был бестолковый, другой — маразматик, третий — самовлюбленный павлин.
— А ты самый умный? — спросил отец, который все больше разочаровывался в сыне.
— Да, я самый умный. Я не собираюсь подлизываться к старому пердуну, который шамкает вставной челюстью.
— Этот старый пердун, чтоб ты знал, очень известный педагог. Он большой умница, и у него была очень непростая жизнь. Ты должен его уважать. — Отец уже кричал.
— Никому я ничего не должен. У этого великого препода слюна течет все время и сопли.
— Прекрати сейчас же. Имей совесть. Этот человек прошел лагеря. Он пережил то, что тебе и не снилось.
— Это его проблема. Не хочу, чтобы он мазал мою зачетку своими соплями.
Это был первый случай, когда отец поднял руку на сына. Он ударил его сильно, наотмашь. Так, что губа начала кровоточить.
— Видеть тебя не могу. Пошел вон, — сказал отец.
Андрей хмыкнул, вытер кровь и ушел. У его однокурсницы, которая давно смотрела на него влюбленными глазами, родители жили за границей. Андрею она никогда не нравилась — толстая прыщавая девица. Но в тот момент она была лучшим вариантом. Он покидал в сумку вещи и уехал.
— Мы вырастили чудовище, — сказал муж Надежде Михайловне.
— Он бывает таким иногда. Ты же знаешь. Как будто в него кто-то вселяется. Бес какой-то. А на самом деле он другой, — возражала она. — Вот где он теперь? На вокзале?
— У очередной девицы. Не волнуйся, он устроится.
— Нет, не говори так. Он хороший, порядочный, — плакала Надежда Михайловна.
Наверное, тогда их отношения с мужем разладились. Сергей решил, что сын должен жить сам — как знает, как хочет, как считает нужным. А Надежда не могла простить этого мужу.
— Он вернется, — убеждала она то ли себя, то ли супруга, — поймет, что дома лучше, и вернется. В конце концов, ему понадобятся деньги.
— Не обольщайся, — отрезал Сергей, — он найдет, за чей счет жить.
Отец оказался прав. Однокурсница, обалдевшая от счастья, кормила Андрея, поила и дышать боялась в его присутствии. Ее родители тоже были счастливы и уже готовились к свадьбе. Андрей не возражал. До последнего момента. Сбежал он после того, как однокурсница сообщила ему, что мама купила ей за границей свадебное платье.