Мы развелись официально, но Глеб никуда не делся из моей жизни. Если мне что-то было нужно — сделать ремонт, передвинуть шкаф, — я звонила ему, и он всегда приезжал и помогал.
Я точно знала, что у него никого нет.
— Почему ты ни с кем не встречаешься? — спросила я однажды.
— Я надеюсь, что ты вернешься.
— Я не вернусь! — закричала я.
Есть такая категория людей, которые тебе не пойми кто. Вот Лена — она мне не подруга, не близкий человек, не родственница. Глеб тоже был из таких. Не муж, не любовник, не друг. И ничего не меняется, сколько ни общайся — остается дистанция, вы все равно на разных полушариях. И вроде не плохо, не хорошо, а никак. И совершенно непонятно, почему вы продолжаете общаться. И вот что странно — чем больше ты равнодушен к человеку, тем больше он к тебе привязан.
Та же Лена — сколько она от меня натерпелась. Другая бы давно бросила и забыла. А эта и плачет, и обижается, но все пытается меня завоевать, если уместно употребить такой глагол. Глеб тоже меня ждал и продолжал на что-то надеяться. Люди — идиоты. Неисправимые. Хотя нет. Мы все, седые, больные, остаемся детьми — недолюбленными, капризными, избалованными, обидчивыми. Нам всем нужна забота, похвала и поощрение. Иначе как объяснить то, как мы себя ведем и как поступаем?
Глебу повезло, как редко кому-то везет в жизни. Он встретил молодую женщину, Настю, которая его полюбила. Настя мыла тарелки так, как он привык, гладила ему носки и складывала чашечки ровными рядами. Ей нравились его традиционные цветы и походы в ресторан «по случаю». Если Глеб работал, она ходила на цыпочках. Милая, добрая, порядочная девушка. Другой бы схватился за нее обеими руками и не отпускал ни на шаг. Но Глеб… тогда я поняла, что совсем его не знала.
У Насти был ребенок, девочка, которая жила с бабушкой в Республике Марий Эл. Настя родила ее очень рано, без мужа, оставила матери и уехала покорять Москву.
Единственное, о чем она мечтала, — забрать дочку. Глеб был против. Он передавал деньги, покупал подарки, провожал Настю на вокзал, когда она ехала к дочери, встречал. Однажды даже пригласил дочку приехать в Москву на каникулы. Настя была совершенно счастлива. Она не ожидала, что Глеб полюбит девочку, что примет как родную. Она даже обещала ему, что дочка совсем не будет ему мешать — все-таки трехкомнатная квартира. На тех каникулах Глеб девочку почти и не видел. Дома она сидела тихо, как мышка, Настя старалась увести ее пораньше — музеи, парк, театр — и привести попозже. Для Глеба ничего не изменилось — Настя все так же готовила ужины, подавала. Дочку кормила отдельно. Даже Вера Анатольевна отнеслась к девочке хорошо, книжки ей читала. Настя, уже отвезя дочку, спросила:
— Можно я ее заберу?
— Нет, — ответил Глеб.
— Почему? — спросила Настя.
— Она не моя дочь.
— Давай я рожу тебе ребенка.
Настя уже давно обдумала такой вариант — родить ребенка, забрать дочку, и Глеб примет обоих детей.
— Сейчас не время. Надо спланировать, — сказал Глеб, — нам разве плохо живется?
Настя заплакала.
Тогда он позвонил мне и вдруг рассказал о Насте, о ее дочке. Никогда не откровенничал, не рассказывал о том, как живет, а тут как прорвало.
— Это нормальное желание матери — хотеть, чтобы ребенок был рядом. От тебя я такого не ожидала, — сказала я Глебу.
— Это не мой ребенок, — твердил он, — я не должен ее принимать. Я даже не знаю, кто ее отец.
— Какая разница? Ты живешь с ее матерью.
— Это разные вещи.
— У тебя какие-то комплексы и предрассудки. Даже не думала, что ты на такое способен. Это же подлость — делать больно любимой женщине.
— Я ее не люблю.
— А зачем тогда с ней живешь?
— Это разные вещи.
— Нет. Не разные.
— Мне нравится с ней жить. Я не хочу что-то менять.
— Ты эгоист, жестокий и мелочный. Странно, что я не замечала этого раньше.
— Может быть, я тебя до сих пор люблю.
— Тогда скажи мне, будь у меня ребенок, ты бы его принял? Женился бы на мне с ребенком?
Глеб запыхтел в трубку.
— Скажи честно.
— Наверное, нет, — выдавил он.
— Знаешь, мне даже слушать тебя противно. — Я положила трубку.
— Почему вы не поженитесь? — спросила сына Вера Анатольевна.
Настя в это время ползала с тряпкой и отмывала квартиру — у Веры Анатольевны скакало давление.
— Это бессмысленно. Я уже был женат, и ты знаешь, что ничего не получилось.
— Ну и что? А сейчас получится, — сказала Вера Анатольевна.
Ей нравилась Настя. Сначала она подозревала ее в корысти, желании пустить корни в Москве и не очень верила в ее чувства — да, ее сын хороший человек, но чтобы так любить… Не за что его уж так любить. Но ничего не могла с собой поделать — она тоже считала, что Глебу повезло так, как мало кому везет. Только он, дурак, этого не понимает.
Они прожили пять лет. За эти пять лет Настя еще раз привозила дочку в Москву, уже на две недели, надеясь, что две превратятся в три, а то и в месяц, но Глеб совершенно четко дал ей понять, что ребенка он не примет.
— Пожалуйста, увези дочь. — Он положил деньги на билеты.
Настя уехала с дочкой и к Глебу больше не вернулась. Она очень быстро вышла замуж — тоже за москвича. Не такого умного, как Глеб, не такого образованного, не такого представительного внешне — обычного мужчину с московской окраины. Водителя такси. Он помогал ей на вокзале с чемоданом, когда она отвозила дочь. Мужчина увидел, что идет женщина, тащит тяжелый чемодан, плачет и ведет за собой девочку, а поезд вот-вот тронется. Мужчина сграбастал чемодан в одну руку, девочку засунул под мышку, быстро донес их до вагона и стоял, улыбаясь.
— Встретить надо? Я на машине, — предложил он.
— Надо, — вдруг сказала Настя и записала номер телефона.