Не удержалась, похвасталась. Андрей чмокнул ее в пухлую щеку и уехал — не домой. К другу. Или к очередной подруге. Надежда Михайловна, которой он пообещал сообщать о своем местожительстве, не стала выяснять подробности. Жив-здоров — и слава богу. А то, что не стал жениться, так и правильно — мальчишка еще. О том, что чувствовала девушка, имени которой никто не помнит, и ее родители, можно только догадываться.
Надежда Михайловна долго, очень долго верила, что ее мальчик живет где придется, скитается по друзьям и знакомым, перебивается с воды на хлеб, и очень страдала. Андрей ей время от времени звонил и сквозь зубы сообщал, что у него все нормально.
— Нужно, чтобы он вернулся домой. У него нет денег. На что он живет? — доводила она мужа. — Позвони ему. Сделай так, чтобы он вернулся. Где он сейчас? В общаге? На грязном матрасе? Это же твой сын, в конце концов! Неужели тебе все равно?
Сергей не выдержал. Он не хотел говорить жене о том, где ее сын. Хотя знал — слухи распространяются очень быстро.
— Я тебя уверяю, он не спит на грязном матрасе. И ест нормально, — успокаивал он ее.
— Откуда ты знаешь? — Надежда металась из одного угла кухни в другой.
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Он живет у женщины. Она преподает в институте. Ей сорок лет, если тебе это важно. Она его содержит — кормит, одевает. И только благодаря ей его еще не исключили.
Отец швырнул ложку на стол и ушел в комнату. Ему было стыдно. Надежда Михайловна продолжала плакать, но, как всегда, мысленно пыталась оправдать своего Андрюшу — а вдруг это любовь? Ну и что, что она старше? Так ведь бывает…
Андрей окончил институт с обидой на весь мир, считая, что достоин большего. Куда большего, чем все его сокурсники, вместе взятые.
Удивительное свойство мозга, таланта, памяти. Если их не развивать, то все теряется… уходит, как и не было. Андрей к окончанию вуза стал посредственностью — во всех смыслах, и прежде всего в интеллектуальном. В него уже больше никто не верил, не прочил будущего. Сдулся, как шарик. А его способности, его блеск, стали пшиком. Никаких перспектив после института перед ним не открывалось. Вместо выпускного в институте он поехал домой.
— Андрюшечка, ты голодный? Кушать будешь? — засуетилась Надежда Михайловна.
Она сидела, смотрела, как ест сын, и была почти счастлива. Ее мальчик, такой любимый, такой замечательный, наконец дома.
— А почему ты не на выпускном? — вдруг спохватилась она.
— Не хочу, — ответил Андрей, — мам, я устал, пойду посплю. Ладно?
— Конечно, мой хороший. Иди.
Андрей ушел. А Надежда Михайловна мыла его тарелку и думала, что мальчик выглядит очень уставшим.
Он и вправду устал — утро было тяжелым. Марина, та самая сорокалетняя преподавательница, у которой он жил, умудрилась вывалиться за борт теплоходика. Это была ее идея — прокатиться по Москве-реке. Андрей плыть не хотел, но не стал спорить.
В чем-то Надежда Михайловна была права — Марина Андрею нравилась. Она была независимая, умная, циничная, расчетливая. Иногда очень тяжелая, невыносимая, а временами — совершенно девчонка, искренняя и наивная.
Иногда очень тяжелая, невыносимая, а временами — совершенно девчонка, искренняя и наивная. Она ничего от него не хотела, не спрашивала, не требовала, не доставала его звонками и вопросами. Оба получали удовольствие от жизни — ели, спали, расходились по делам.
Марине было не сорок, как считал Сергей, а тридцать шесть. Она любила Андрея. В какой-то момент она подумала, что он никуда не денется, потому что зависит от нее. Сначала этот мальчик ее забавлял, ей нравилось проводить с ним время. Нравилось, что она такая умная и независимая, знает, как и чем его удержать. А потом… Потом все изменилось. Она оказалась не такой умной и не такой циничной и независимой. Марина была обычной женщиной, которая хотела… чего-то большего. Или она и вправду полюбила Андрея, как никогда и никого в жизни. Она захотела, чтобы он был ее, все время. Чтобы говорил, куда идет, чтобы возвращался не тогда, когда ему вздумается, чтобы… чтобы как у людей — отпуск вместе, выходные, гости. Чтобы если не семья, то хоть какая-то ее видимость.
Что на Марину тогда нашло — непонятно. Она выпила дешевого коньяка и начала плакать. Ей стало жалко себя, свою судьбу, жалко того ребенка, от которого она, не задумываясь, избавилась. Это была обычная бабская истерика. Настоящая и яростная. Она перестала быть сдержанной и мудрой. Вывесилась за борт и плакала куда-то в воду. Ей было плохо. Очень плохо. Она кричала, что Андрей ею пользуется, что он не мужчина, а эгоист и мерзавец. Он стоял молча и слушал. Марина не учла одного — погодных условий. Шел мелкий моросящий дождь. Она просто не удержалась и упала в воду.
Ее, конечно, выловили. С ней все было в порядке. Она помнила, что врач хмыкнула — мол, на пьяных ни одной царапины. Но ей было наплевать на врача, на себя — она искала глазами Андрея и не находила. Его не было рядом. Не было и тогда, когда ее вылавливали, вытаскивали из воды, вызывали «Скорую». Он ее бросил.
Марина пролежала неделю дома — с банальными соплями и кашлем, а потом вышла на работу. Андрея в ее жизни уже не было.