Но диктовалось ли это сибаритской привычкой или физиологической необходимостью? Тяготение в астроидах не превышало трети планетарного, и за тысячи лет — возможно, за десятки тысяч! — лоона эо привыкли жить в поле низкой гравитации. Куллат, Арза, Файо и другие их миры в Розовой Зоне стали чем-то вроде заповедников; их берегли, их украшали редкостями со всех концов вселенной, их посещали — но только в гравикомпенсаторах. Человек Земли мог вынести вдвое, втрое, впятеро большую тяжесть, даже пятнадцать-двадцать g за краткий миг, но лоона эо это было недоступно. Сервы утверждали, что даже на Марсе у Хозяев нарушится кровообращение, а на планете земного типа треснут кости. Лоона эо были хрупкими существами, зато в стерильных условиях астроида жили долго — как долго, о том ксенологи лишь спорили и гадали.
— Тобой владеет чувство, которое я не могу определить, — произнес Хийар, глядя на огромные кувшинки. — Удивление?.. Желание знать?.. Нет, оттенок другой… Как будто ты стоишь перед проблемой, которую не в силах разрешить… Что это, брат мой Судья?
— Недоумение, — ответил Марк, — у людей это чувство зовется недоумением.
— Я запомню. И что его вызвало?
Марк задумался. Общение с хапторами и кни’лина приучило его к осторожности; неловкое слово или жест могли обидеть чужака, вызвать недоверие или презрение. При контактах с кни’лина было нельзя упоминать некоторые виды пищи, сидеть на стуле (только на полу!) и отзываться без искреннего восхищения о лидерах этой расы. Хапторам, наоборот, полагалось демонстрировать собственное превосходство и хвастать боевыми подвигами; любой, кто не убил врага, а лучше — двух или трех, был, по их понятиям, личностью ущербной и недостойной. Вот сервы, те никогда не обижались! Даже подстраивались под землян, копируя их поведение и обычаи! Психика хамелеонов, существ зависимых и подчиненных… Но вряд ли она присуща самим лоона эо, подумал Марк.
— Мне казалось, — осторожно вымолвил он, — что ты знаешь о даскинах больше Первого. И об этих Зеркалах, пульсациях и остальных феноменах. Скажем, о том, как попасть в тоннели Древних. Однако…
Хийар взмахнул четырехпалой рукой.
— Однако это сделал не я, а Первый — вот что вызвало твое недоумение! Здесь нет ничего загадочного, рини. Первый — не обычный серв, а один из хранителей знания о даскинах и их артефактах. Все это изучают мудрецы, а я не мудрец, я слишком юн.
— Слишком юн?
— Разумеется. Я еще живу в семейной группе старших и покину ее не скоро — возможно, через двести или триста ваших лет.
— Тогда ты увидишь моих праправнуков.
Отыщи их и передай привет от славного предка, — пробормотал Марк. Потом спросил: — Почему же к нам отправили тебя, а не одного из ваших мудрецов?
— Потому, что я сын своего отца. И еще потому, что я молод. Прости, рини, но я не смогу повидать твоих потомков… — с сокрушенным видом произнес Хийар. — Связи с ментальным полем семьи и всего астроида крепнут с течением лет, и в будущем мне их не разорвать… Так что обратись со своей просьбой к Первому.
Над поверхностью воды вдруг поднялась узкая змеиная головка в янтарной чешуе. Существо — то ли рыба вроде угря, то ли в самом деле змейка — склонилось над водяным цветком и стало пощипывать лепесток быстрыми птичьими движениями. Еще три такие же твари вынырнули у других кувшинок и принялись за обед. Потом вся компания взмыла в воздух, и Марк увидел крохотные лапки, полупрозрачные трепещущие крылышки и гибкие тела миниатюрных дракончиков.
— Первый мог бы справиться без тебя? — поинтересовался он. — С этим нашим делом? Я имею в виду проникновение в тоннель и рейд к Файтарла-Ата.
— Вероятно. Но, как говорят военные в ваших старых фильмах — а я посмотрел их немало! — планируя операцию, не забудь о подкреплении. То есть о Хийаре из астроида Анат.
— Это шутка?
— Нет, рини, нет. — Хийар помолчал, любуясь играющими над прудом дракончиками. Потом неожиданно спросил: — Скажи, что ты знаешь о психологии роботов? Точнее, созданий с искусственным интеллектом?
— Немногое — то, что мне преподавали как будущему офицеру. Минимум математики, а в основном — управление УБРами. Это наши боевые машины.
— Дело скорее в философии, чем в математике, — произнес Хийар. — Создавая разум, чего мы ждем от него? Каким хотим видеть, что желаем получить — раба, слугу, помощника, соперника? Может быть, бога?.. Это, рини, философские вопросы. Надо их решить, прежде чем браться за… хм-м… за паяльник. — Он улыбнулся. — Паяльник? Я правильно сказал?
— Да, есть такой древний инструмент, — подтвердил Марк. — Но к чему ты клонишь, братец?
— К барьерам и ограничениям. Нам не нужны соперники и боги и не нужны тупые рабы. Так что, трудясь над искусственным разумом, мы идем по струне над пропастью. Мы должны сотворить умных, сильных и долговечных существ, но позаботиться при этом о своей безопасности. Мы должны понимать, что создаем новую расу — не врагов, не соперников, но преданных друзей. А преданность нуждается в гарантиях. Гарантия — это барьер, который нельзя перешагнуть.
Марк кивнул.
— Ясно. Для нас эта проблема не новая. Еще в двадцатом веке Айзек Азимов…