— Почему Страшный?
— У него на лице росли волосы, очень много волос здесь и здесь, — Хийар коснулся щек и подбородка. — Еще он очень громко говорил и размахивал руками… Тальде его боялась.
— Этот Страшный — Степан Раков, а Непонятный, выходит, — Кро Лайтвотер, — сказал Марк.
— Оба сражались с дроми и погибли на крейсере «Урал» вместе с отцом.
— Пусть от их праха зажгутся новые звезды. Они это заслужили. — Хийар совсем человеческим жестом склонил голову. — Они были отважными людьми, и совершенное ими не забыто на Куллате, на Файо, Арзе и в других мирах. Не забыто! Ты видишь сам: мне разрешили вам помочь, и вот я здесь.
Марк нахмурился.
— Разрешили помочь? Что это значит, рини? Мы в Федерации считаем, что лоона эо всегда нейтральны и никому не помогают. Сказать по правде, я был удивлен, когда…
Хийар прервал его плавным жестом.
— Ты Судья, рини. Я думаю, ты размышлял об эволюции законов. Сначала им подчиняются под страхом наказания, но с течением лет для многих и многих, для большинства, законы становятся обычаем, естественной привычкой — например, запрет на убийство. А что потом? Что происходит с законами, когда их соблюдают не сотни лет, как у вас, и даже не тысячи, а десятки тысяч? Что, рини?
— Закон становится социальным инстинктом, — ответил Марк. — Или, если угодно, нормой жизни, которая принята всеми и не требует механизма принуждения.
— Именно так. Но эти нормы различаются по важности, так как лишь иерархия меж ними позволяет избежать противоречий и конфликтов. Например, в ситуации, когда первый закон велит делать одно, а второй — другое. Тогда возникает вопрос: что важнее, что предпочтительнее? Ты, вероятно, встречался с подобной дилеммой.
— Да, и весьма нередко.
— Существует норма или, как тобою сказано, социальный инстинкт: лоона эо хранят нейтралитет, не вмешиваются в войны младших рас и никого не снабжают оружием. И есть другая норма, более сильная, чем принцип невмешательства: каждый товар или услуга должны быть оплачены по справедливой цене. Я ведь тебе говорил: мы — прагматичная раса! — Губы Хийара на миг растянулись в улыбке. Потом улыбка погасла, и рини сказал: — Вспомни, что случилось тридцать лет назад — точнее, тридцать четыре, в 2318 году по вашей хронологии. Дроми атаковали Данвейт и другие пограничные миры, мы не сумели их сдержать, и Федерация пришла на помощь. Ваш флот сражался вместе с нашими наемниками, и в том бою погибли тысячи, погиб отец и его люди, погибла твоя тальде… Лоона эо не забыли этот долг.
— Битва у Голубой Зоны… — прошептал Марк. — Я был там, но не видел гибели «Урала»… В боевом коконе смотришь на то, что является целью…
— Битва у Голубой Зоны, — повторил Хийар. — Наш долг! Поэтому лоона эо откроют людям путь в тоннели Древних.
— И ты…
— Я прилетел, именно я. — Хийар закачался на своем хрустальном насесте. Лепестки цветка вытянулись, приподнялись и охватили его тело до пояса. — Я прилетел, рини. Ведь это мой отец сражался в том бою! И только у меня есть родичи среди людей!
Вновь наступило молчание. Голова у Марка немного кружилась — сказывались избыток кислорода и низкая гравитация. Хоть его и считали почетным гостем, состав атмосферы в отсеке не изменился — похоже, удобства Хозяина были у Аната на первом месте.
— Считается, что одиночество невыносимо для лоона эо и причиняет им тяжкие страдания, — с осторожностью произнес Марк. — Но ты прилетел без своих соплеменников. Или Первый с Анатом способны их заменить?
— Нет. — Рини как бы оттолкнул руками воздух, сделав жест отрицания.
— Рини как бы оттолкнул руками воздух, сделав жест отрицания. — Разумеется, я необычный лоона эо, ведь мой отец — землянин, и это оставило след в психоматрице. Но и мне одиночество тягостно и непривычно… — Он повернулся к Марку и прикрыл глаза; в тени длинных ресниц голубоватые пятна над скулами стали заметнее. — Никто не полетел бы со мной, кроме тальде, — произнес Хийар, и его черты вдруг исказились словно от невыносимой боли. — Никто! Но в других лоона эо нет нужды. Разве я один? Разве мой рини не здесь? Разве я не могу его коснуться и получить нужную силу?
Он готов помочь, но при известных условиях — желает путешествовать вместе с братом, всплыли в памяти слова Бранича. Теперь Марк понимал, что это не каприз, а очевидная необходимость; лишь потомок фаата, способный к ментальному общению, годился в спутники Хийару. На ничтожную долю секунды он ощутил пришедшую извне тоску, тяжкий груз одиночества, горечь разлуки с привычным и таким безопасным мирком астроида; этот ментальный импульс пронзил его раскаленной иглой, заставив содрогнуться. «Поддержи, дай мне силы!» — будто взывал его рини. Ответом на этот молчаливый зов стала волна, несущая нежность и спокойствие. Марк не сумел бы сказать, что породило этот отклик, был ли он осознанным или инстинктивным, но казалось, что цель достигнута — лицо Хийара посветлело.
— Я чувствовал бы себя увереннее, если бы вы оба были здесь, — произнес он, и Марк догадался, что рини говорит о Ксении.
— Прости, но это невозможно. Наш поход — тайная операция Флота.
— Я понимаю, и я не в обиде. У вас свои обычаи, свои законы, и способ общения тоже свой. Вы прячете секреты за словами. Но в ментальной среде…