Покосившись на экраны внешней связи, на самом дальнем из которых маячил силуэт вальдесовой посудины, Олаф Питер повернулся к стоявшему рядом Роберту Перри.
— Командуйте, капитан. Идем на полной мощности. Торможение начинайте в ста мегаметрах от объекта.
Отступив в глубь мостика, он сел в кресло-кокон. На высокой спинке ЛКП крепился тактический шлем, пальцы привычно холодила клавиатура — в походном режиме пульты на подлокотниках были заморожены. Зато педали под ногами чуть заметно подрагивали и вибрировали, словно ожидая с нетерпением команды к бою. Олафу Питеру кресло мыслилось почти живым и состоявшим с ним едва ли не в той же интимной близости, как любая из женщин, которыми он обладал. Возможно, даже в более прочной — все-таки женщины были сами по себе, а кокон принадлежал ему безраздельно и был, в сущности, его продолжением.
Он откинулся на мягкую спинку, вытянул ноги и закрыл глаза. Звуки, что струились к нему, были привычными, успокоительными: негромкий гул голосов, шелест одежд, пощелкивание блоков АНК и, временами, мелодичный перезвон корабельного хронометра. Он знал, что должен отдохнуть. Любая схватка, даже при заведомой гарантии победы, требовала сил, и обязанность командира — быть к ней готовым и не растратить заранее энергию. А переход по этим дьявольским тоннелям потребовал такого напряжения! Разумеется, он не ударился в панику, как те энсины с «Одина», но страх его терзал, мучил безжалостно все время, пока спускались к Пятну на Юпитере, висели в той бескрайней, полной света пустоте и лезли в дыру, в чертово Зеркало, как называл его Вальдес. Страх имел особую природу, никак не связанную с инстинктом выживания или другими свойствами личного порядка, — то был страх человека-вождя, лидера и полководца. Ибо каждый — за себя, а командир — за всех! За немногие часы странствия в тоннелях Олаф Питер не дрогнул лицом, но в полной мере испытал чувства Ганнибала, чье войско пробиралось в Альпах. К счастью, у него не было слонов и лошадей, только люди, корабли и роботы. Впрочем, роботы спали, а холодный разум АНК не поддавался страху.
Страх, конечно, был неприятным чувством, но, кроме него, Командор испытал такое изумление, какого переживать ему не приходилось. Ибо одно дело — приказ пройти тоннелями даскинов, и совсем другое — видеть их воочию и трепетать при мысли, что все это создано в далеком прошлом, создано расой, против которой люди — что мураши из муравейника. То был, несомненно, удар по самолюбию и гордости, но Командор перенес его стойко — ведь все это теперь принадлежало людям. Во всяком случае, он так считал и тешился идеей отмщения не только хапторам и дроми, но — главное! — фаата. Конечно, он не сражался в Войнах Провала — последняя из них закончилась лет за тридцать до его рождения, — но герои тех битв, Литвин и Тимохин, Сайкс и Врба, Коркоран и Вентури, были в дни его детства у всех на слуху. Их тактика изучалась в Академии, их подвигам посвящали книги и фильмы, и с ними была живая связь — те, кто разделался с фаата в Четвертой Войне.
Их тактика изучалась в Академии, их подвигам посвящали книги и фильмы, и с ними была живая связь — те, кто разделался с фаата в Четвертой Войне. Адмирал Вальдес, отец Ксении, ее мать Инга, коммандер Раков, адмирал Ришар, коммодор Лайтвотер, капитаны Жакоб, Татарский и Прохоров… Юным энсином Олаф Питер их встречал, летал с Вальдесом на «Урале», слушал рассказы Лайтвотера, а коммандер Раков учил его жать на спуск аннигилятора, носить мундир и щелкать каблуками перед старшим офицером. Так что о битвах с фаата он знал вполне достаточно.
После Четвертой Войны фаата скрылись за Провалом и уже лет сто не подавали признаков жизни. Опасность, однако, не иссякла — в любой момент их корабли могли атаковать системы Молота, как уже случалось в недалеком прошлом. Рукав Персея был пока недостижим для Флота Федерации — перебраться через Провал, четыре тысячи парсеков пустоты, и действовать вдали от баз, ремонтных доков и освоенных планет казалось стратегам Земли слишком рискованной затеей. Что замышляли фаата, прячась в своих дальних далях, Флот и Секретная Служба не ведали, и это порождало явную нервозность — особенно в период тяжелой и долгой войны. Но теперь, размышлял Командор, теперь все изменится. Среди Зеркал наверняка есть такие, что связаны с Рукавами Стрельца и Персея, с центром Галактики, с другой ее окраиной и даже внегалактическими скоплениями вроде Магеллановых Облаков. Теперь добраться к ним можно за половину суток, провести разведку, бросить в атаку флот, а при нужде — отступить к своим арсеналам и базам. Не просто отступить — исчезнуть! Уйти туда, где не достанет враг, возобновить ресурсы и ударить снова… Дьяволы Галактики! Поистине, хорошие дороги — путь к победе! Не зря же римляне строили их от Кавказа до Британии! А тут все уже построено и только ждет хозяев! Новых хозяев, новых Владык Пустоты!
Он задремал, но проснулся точно в срок, с перезвоном хронометра, отсчитавшего четвертый час. Технологическая планета на экранах дальней связи была уже размером с земную Луну, и в воздухе, прямо над пультами связистов, бежали изображения и глифы — пост наблюдения сообщал о заводах, энергостанциях, населенных сателлитах и прочих конструкциях, круживших в ближнем космосе. Военных объектов среди этого хлама не замечалось, кроме малых кораблей и нескольких дредноутов, пришвартованных у решетчатых ферм — вероятно, ремонтных доков. Оценив их число, Командор решил, что с ними справятся истребители, отвел глаза от экрана и промолвил: