— Нет, — отрезал Марк. И добавил с невеселой усмешкой: — Насколько мне известно, Павла и Никиту, своих сыновей, он тоже вниманием не балует.
— Кажется, вспомнив о нем, я допустил оплошность, — виновато промолвил Бранич. — Но все же Командор…
— Почему Командор? — перебил Марк.
— Кажется, так его прозвали на Флоте. Я собирался сказать, что хотя он не Вальдес, не Бранич и не потомок Пола Коркорана, но все-таки член семьи. Его кровь в ваших племянниках, Марк.
— Кровь и фамилия — все, что им досталось, — буркнул Марк в ответ. — С кровью нет проблем, ребята выросли здоровые, а вот фамилия… Вы не находите, что слишком длинновата?
— Можно обрезать, — сказал Бранич.
— Даже нужно. Первую половину либо вторую… Но все равно Вальдес или Бранич звучит пристойнее.
— Procul dubio, — подтвердил Анте.
* * *
Нет, Марк не собирался включать бывшего лейтенанта, а ныне коммодора Олафа Питера Карлоса Тревельяна-Красногорцева в свою семейную хронику.
* * *
Нет, Марк не собирался включать бывшего лейтенанта, а ныне коммодора Олафа Питера Карлоса Тревельяна-Красногорцева в свою семейную хронику. Разве что в качестве примечания — был такой второстепенный персонаж, ставший, волею случая, отцом Павла и Никиты. Гораздо подробнее Марк описывал контакты с дроми, с инопланетным существом, гостившим в кладовке городской больницы, рядом с палатой, где жили Майя и Ксения, пока он восстанавливал семейное гнездо, дом на авениде Мадрид. Для описанных в хронике событий этот Старший-с-Пятном был гораздо важнее, чем первый муж сестры.
Привычно окинув взглядом украшавшие стену полотна, Марк сдвинул контейнер с информ-кристаллами и принялся копаться в документах, разложенных на столе. Тут были его черновые записи, рисунки Майи, копии разных бумаг из архивов Земли, Роона и Тхара, материалы, привезенные Браничем, и еще много всякой всячины. Не без труда он отыскал небольшой альбомчик, помеченный изображением дроми. В нем оказалось больше дюжины набросков, выполненных в старинной манере, не видеокистью и светопером, а угольным и обычным карандашами. Не раз и не два Майя пыталась нарисовать их гостя, но потом бросила это занятие: всегда получался не Старший-с-Пятном, личность конкретная, неповторимая, а просто дроми. Вероятно, думал Марк, по той причине, что Майя не могла, как он сам и Ксения, ощутить эмоции неземного существа, проникнуть в мир его надежд и страхов, симпатий и антипатий, в тот потаенный внутренний космос, что наделяет чуждое, но разумное создание индивидуальностью. На первый взгляд рисунки казались непохожими — разные позы и жесты, разный, то в профиль, то в фас, поворот головы, и лишь одна, но важная деталь объединяла их: отсутствие лица. Лица не было, была морда. Уродливая, страшная, нечеловеческая…
Вздохнув, он закрыл альбом и вернулся к работе. Пожалуй, этот его труд нельзя было считать семейной хроникой — скорее, генетическим исследованием потомков Коркорана. Некоторые из них владели странными талантами или хотя бы отличались особым свойством, которое, по мнению Сергея, отца Марка и Ксении, жизнь им отнюдь не облегчало. Отец называл это свойство «проклятием Вальдесов», но вполне вероятно, что им обладали и Браничи — Марк еще не разобрался с документами, привезенными Анте. Что до информации, хранившейся в контейнере с информ-кристаллами, то большая часть этих данных была засекречена навечно как связанная с тайной личности — тем более такой значительной, даже легендарной, как Пол Ричард Коркоран, герой первых Войн Провала. Прошло почти два века со дня его гибели в бою, но факты биографии адмирала — не той, что служила поводом к фильмам и романам, а истинной — были по-прежнему скрыты в файлах Секретной Службы. В юности Марк слушал рассказы отца, догадываясь, что кое о чем старший Вальдес благоразумно умалчивает — а если так, то можно ли верить всему остальному?.. Но когда он сделался Судьей, архивы Службы для него открылись, подтвердив отцовские истории. Старшего Вальдеса уже не было в живых, и Марк не мог ему признаться, что наконец-то верит в семейные предания. И потому ощущал себя виноватым перед отцом, словно бы что-то осталось меж ними невыясненным, недосказанным, оборвавшимся сразу и навсегда. Не потому ли он начал работать над семейной хроникой? Это, с одной стороны, являлось данью памяти славным пращурам, а с другой — посланием к потомкам, к непоседе Сашке, сыновьям Ксении и их детям. Какое бы имя они ни носили, Вальдесы, Тревельяны или Поспеловы, им надлежало знать о капле чужеродной крови, что может проявиться в них внезапно и самым загадочным образом. Анте Бранич, любитель латыни, в этом случае сказал бы: кто предупрежден, тот вооружен.
Но кроме двух причин, связанных с прошлым и будущим, существовала еще и третья: были моменты, которые Марк желал прояснить для самого себя.
Обязанности Судьи не занимали его полностью, так что лет двадцать назад, еще до рождения Сашки, он начал кое-что записывать, не зная даже, обернется ли его работа делом серьезным и важным или станет просто развлечением. Майя с Ксенией над ним подсмеивались, намекали, что на Земле он подхватил литературный вирус или заразился от Алферова, Марк же в ответ говорил, что пишет не роман, а научный труд строгой секретности, из тех, которые следует сжечь еще до прочтения. Шутка, конечно, но с написанным он не знакомил никого, кроме сестры и жены, а кристаллы с данными Секретной Службы запечатал кодом Судьи Справедливости.
Марк повел рукой, и на экране развернулось изображение змеи, вцепившейся в собственный хвост. Ее рубиновые зрачки сверкали, она все видела, все замечала, но не выдавала тайн, что были ей известны. Змея, древний символ мудрости, была эмблемой архива ОКС, [16] самого старого в космофлоте — в нем хранились документы эпохи Вторжения.