— На моем веку бывали всякие перемены, но все в конце концов возвращалось к центру тяготения — вернется и на сей раз, чуть раньше или чуть позже, но обязательно, и старые названия тоже вернутся — к чему же мне насиловать свою память и запоминать какие-то идиотские словечки? До этого я не унижусь.
Милов кивнул, показывая, что все понял, и спросил:
— Что же вы такое здесь делаете, что вам создали такие вот условия?
— Дойдем и до этого — потерпите, в коридоре о делах не принято.
Милов кивнул, показывая, что все понял, и спросил:
— Что же вы такое здесь делаете, что вам создали такие вот условия?
— Дойдем и до этого — потерпите, в коридоре о делах не принято. Милов усмехнулся.
— Значит, и в этом технеты подражают людям, — сказал он, не спрашивая, а как бы констатируя факт. Старик усмехнулся:
— Насекомое летает при помощи крыльев, и птица, и летучая мышь; можно ли сказать, что кто-то из них подражает другому? Просто способ продиктован условиями.
— Ну, работать заставляют и другими способами, — не согласился Милов.
— Зависит от характера работы, — ответил старик, склонив голову к плечу. — Вот сюда, прошу.
Они вошли в просторную комнату, по обстановке — смесь кабинета, библиотеки и гостиной. Стены-в книгах, в шкафчиках с дискетами, компьютер на столе в углу и прочая, как это теперь называется, оргтехника: факс, ксерокс, два телевизора, несколько телефонов. В другом углу тоже стол — на этот раз письменный, а посреди комнаты полукруглый диван и три кресла окружали низкий овальный столик, за каким удобно пить кофе или еще что-нибудь, не требующее солидной закуски. Словно угадав мысли Милова, старик сказал:
— Чашечку кофе? Не стесняйтесь, вы мой гость, а гость, как известно, — хозяин в доме.
— Не найду сил отказаться, — сознался Милов.
— Ради Бога, к чему отказываться от того, что доступно? И так остается слишком много вещей, отказ от которых неизбежен. — Старик гостеприимно указал Милову на кресло, отошел к стене, открыл один из шкафчиков — там оказалось все, что требуется, чтобы приготовить кофе — и, судя по запаху (подумал Милов, принюхиваясь невольно, пока кофемолка жужжала), кофе хороший. Милов хотел помочь накрыть столик.
— Нет-нет, позвольте мне выполнить долг до конца.
Запах обжигал ноздри, потом чашка оказалась перед Миловым, и он с болезненным наслаждением сделал глоточек — первый за все последние дни. Старик медленно, понемножку отпивал, не глядя на гостя, давая ему время прийти в себя.
— Еще чашечку?
Милов хотел отказаться, но не смог:
— Если это не очень беспардонно с моей стороны…
— Ну, друг мой, пусть это вас волнует так же мало, как меня. За кофе, да и за все остальное, платят те, quae nos hic protegit, — ответил хозяин строкой из Gaudeamus'a.
Наконец кайф закончился, казалось, но, как выяснилось, еще не до конца.
— Сигару? Сигарету? Да не стесняйтесь, если мы с вами договоримся, всех подобных благ и у вас будет предостаточно — куда больше, чем, скажем, свежего воздуха.
— Хотелось бы прижиться, — сказал Милов, лишь наполовину в этот миг играя роль, на вторую же половину — искренне. — Чем же нужно обладать для этого?
Старик ответил не сразу — он раскуривал тонкую сигару с мундштуком.
— Технеты ведь не курят? — зачем-то спросил Милов.
— Вы думаете? Впрочем, это их дело, — пробормотал старик, углубившийся, похоже, в свои мысли. Он курил молча, Милов сидел тихо — отдыхал, и ему хотелось, чтобы это состояние расслабленности продлилось побольше, хотя он понимал, что передышка будет краткой, а продолжение, возможно, окажется куда более сложным, чем все, что было до сих пор. Старик держал сигару осторожно, чтобы пепел не упал. Кажется, сигара доставляла ему истинное удовольствие. Милов между тем невольно ощущал, как бесполезно утекает время, которого оставалось все меньше — утекает без толку, без всякой пользы, принося, наоборот, все более реальное ощущение опасности.
Кажется, сигара доставляла ему истинное удовольствие. Милов между тем невольно ощущал, как бесполезно утекает время, которого оставалось все меньше — утекает без толку, без всякой пользы, принося, наоборот, все более реальное ощущение опасности. И это даже не предчувствие было уже; это было самое настоящее знание.
4
(87 часов до)
— Ну вот, — сказал наконец старик, словно бы успел к этому мгновению привести свои мысли в полный порядок и мог теперь уделить внимание и своему собеседнику. — Можете чувствовать себя как дома. Или, во всяком случае, в полной безопасности. Думаю, это должно вас устроить.
— Звучит сладостно. — Милов позволил себе вежливо улыбнуться. — Но недостает информации. Почему я могу чувствовать себя тут легко и безмятежно? И еще: разве мне угрожала какая-то опасность?
— Ну полно, полно, — проговорил старик укоризненно. — Не будем разглядывать загадочные картинки — помните, было в свое время такое развлечение? Я вовсе не собираюсь скрывать от вас что-либо. Понимаю, что многое нельзя понять сразу, не зная подлинных обстоятельств. Поэтому готов ответить на вопросы, если вам будет угодно их задать.
Милову было угодно.
— Если я приглашен в гости, — сказал он, сохраняя на лице все ту же светскую улыбку, — то хотел бы знать хотя бы имя хозяина дома.