Из «БМВ», теперь возглавлявшего конвой, высадилось трое, видом не отличавшиеся от уже увиденных Миловым южан. Они стали с опаской перемещаться по узким сходням, переброшенным с палубы на причал. Никто не останавливал их — вахтенного у трапа просто не было, видимо, на пароходе не признавали формальностей, что же касается порта, то уже сам его вид красноречиво говорил о том, что здесь никто и ничего не принимал всерьез. И, разумеется, никакой таможней тут и не пахло: не рыбьи хвосты же ей считать… Борт «Марии Морей» возвышался над причалом не менее чем на полтора метра, и было совершенно ясно, что закатить на палубу даже инвалидную коляску было бы связано с немалыми трудностями; о тяжелых же контейнерах с грузом и речи быть не могло.
Однако это не должно было никого смущать: мачты ветерана были, как сразу же установил Милов, оснащены внушительными стрелами, каждая из которых наверняка могла поднять груз и помассивнее контейнера с ракетой средней дальности.
И там уже возились те трое, что перед тем оглядывали конвой, лениво поворачивались, готовя, видимо, механизмы к работе. Сколь ни невероятным казалось это, но какие-то устройства на «Марии», вероятно, еще ухитрялись работать.
— Какой красивый, да? Милов покосился на своего спутника-южанина, остановившегося рядом с ним и, казалось, искренне любовавшегося судном.
— А похуже не могли найти? — поинтересовался он, не сдержавшись.
— Было одно еще хуже, — ответил тот серьезно. — Мы уже совсем было договорились. Но капитан вдруг почему-то отказался. Не знаю почему. Я думаю, мы его уговорили бы, — он ухмыльнулся. — Но туг подвернулся этот вот корабль. Эти согласились сразу. И о цене спорили не очень много. Наверное, у них дела совсем плохи были.
— Да уж куда хуже, — пробормотал Милов. Оглянулся. И тут же почти бегом направился к замыкающей машине, успев бросить южанину лишь невразумительное: «Сейчас вернусь…»
Он поспешил, потому что увидел: весь отряд, включая и шоферов с трех машин, собрался плотной группой в некотором отдалении, у стены то ли пакгауза, то ли эллинга; иными словами, бойцы покинули свой трейлер, обнаружились без всякой надобности, не говоря уже об отсутствии команды; впрочем, командовал ими по-прежнему не Милов, а их командир. К нему-то Милов и подступил в первую очередь:
— Что это значит?
Тренер команды пожал плечами:
— Свое дело мы сделали. Не так ли? Конвой больше не нужен. Сейчас погрузят — и мы свободны.
— Но ведь вам нужно как-то выбраться отсюда! Командир усмехнулся:
— Скорее мы перейдем океан как посуху, чем погрузимся на этот гроб. Он держится на воде только по недосмотру высших сил. Но они в любой миг могут спохватиться…
— Это судно только кажется таким, — Милов старался говорить как можно убедительнее. — На самом же деле…
— Мистер, — сказал командир, — половина моих людей служила на флоте. И вы не убедите их даже под гипнозом. Нет, уж лучше вплавь…
— Как же вы рассчитываете выбраться?
— Вполне законно. Каждый из нас имеет паспорт и все, что полагается иметь добропорядочному гражданину великой страны, путешествующему с чисто познавательными целями. И поверьте — к нам здесь не станут придираться.
Это Милов понимал и сам. Не станут. Слишком много волшебства в трех буквах, обозначающих сокращенное название их державы. А вот ему в Технеции паспорт не поможет, даже самый наиподлинный. В конце концов, он тут многократно засвечен, да еще старые счеты, но прежде всего — необходимость оставаться с грузом до конца.
— Кроме того, — сказал командир отряда, — мистер Орланз обещал обеспечить нам самый спокойный выезд — если мы не захотим задержаться тут в качестве туристов. Но мы не захотим. Судя по тому, что мы успели увидеть, эта страна — очень скучная провинция. А технеты — неинтересное общество.
— Орланз? Откуда он узнал, кто вы такие?
— Разве не вы ему сказали?
— Конечно, нет.
— А я думал… Впрочем, что в этом плохого? Он же наш человек.
— Вы полагаете?
— Меня об этом предупредили заранее. Еще дома. Разве это не так?
— Так, так, — успокоил командира Милов. Милов подумал, что Орланз в своих обещаниях командиру отряда был совершенно искренним. Старик вовсе не хотел портить отношения своей оппозиции с сильными мира сего.
В конце концов, только на их поддержку он и мог рассчитывать. Но была у него и другая причина: не в его интересах было, чтобы американцы узнали, куда же на самом деле отправились ракеты. Будь они на судне, это стало бы для них ясным. А так — он наплетет что-нибудь, старик — краснобай, а американцы от природы доверчивы…
И в самом деле — не успел он подумать это, как командир сказал:
— Да и к чему сопровождать груз: его ведь везут для уничтожения, как и полагается. Вы ведь это прекрасно знаете: уничтожение произойдет в вашей стране, потому вы и будете с грузом до конца.
— Это тоже — Орланз?
— Разумеется. Разве что-то не так?
— Да нет, — сказал Милов спокойно. — Все о'кей.
Все и на самом деле было так. Ракеты предназначались для уничтожения. Ракеты, привезенные в заштатный порт конвоем, кабины и фургоны которого на этот раз были украшены надписями и эмблемами восточного соседа Технеции. И Милов должен был оставаться с грузом до конца…