Но продумать как следует не успел. Потому что техналь, словно спиной ощутив его присутствие по соседству, неожиданно сделала шаг в сторону, пропустила вперед четырех, находившихся между ними, и оказалась рядом с Миловым. Он постарался не выказать удивления и не сбиться с ритма.
— Зачем ты пошел за мной? — спросила она. Милов, не колеблясь, ответил:
— У меня трудности.
Они переговаривались негромко, ступая в ногу.
— И что же?
— Меня ищут потому, что я хотел помочь тебе. Думают, что я неисправен. Я не могу идти домой.
— Возможно.
— Я хотел помочь тебе!
— Не спорю. Я знаю.
— Тогда помоги мне.
— Как?
— Мне надо где-то укрыться до завтра.
— Где?
— Там, где меня не найдут. Все равно. В подвале, на чердаке, в сарае, кладовой… безразлично. Несколько шагов она молчала.
— Хорошо. Ты и вправду помог мне. Не погонись слисы за тобой, они схватили бы меня. И отправили на переналадку. А у меня есть дела в городе. И вообще…
— Ты меня выручишь?
— Попытаюсь. Иди за мной. Только не рядом. Когда нужно будет, я тебя позову. Старайся не отставать.
— Я не отстану, — заверил Милов.
5
(158 часов до)
Слишком мало времени минуло с тех пор, как технеты создали в стране свое государство; так что не удивительно, что города — и Текнис в том числе — остались в общем такими же, какими были при людях, и то, что бросилось в глаза Милову в центре, где преобладали черты, наскоро заимствованные у традиционно рыночных держав (а перенимается в первую очередь, естественно, самое поверхностное и потому определяющее не суть дела, а лишь видимость ее, и далеко не самое лучшее) — вовсе не замечалось уже в каком-то полукилометре от того же фонтана. Иными словами, технеты жили там же и в общем так же, как делали это прежние обитатели домов и квартир. Быть может, теория новой расы и предусматривала в дальнейшем строительство обширных общежитии или казарм, что наиболее соответствовало бы машинному бытию; но даже и в государстве роботов строительство продолжало стоить денег, и даже в государстве роботов в деньгах на строительство ощущался постоянный недостаток.
Быть может, теория новой расы и предусматривала в дальнейшем строительство обширных общежитии или казарм, что наиболее соответствовало бы машинному бытию; но даже и в государстве роботов строительство продолжало стоить денег, и даже в государстве роботов в деньгах на строительство ощущался постоянный недостаток. Это Милов понял еще раньше, так что сейчас, войдя вместе с техналью в ее обиталище и затворив за собой дверь, он нимало не удивился увиденному. Если он и не ожидал чего-то, то разве что слов, которые произнесла техналь, едва переступив порог:
— Благодарность и слава Технеции за кров и жизнь…
Остальное же все показалось Милову как бы уже виденным давно и не раз. Точно в такой же комнатке жила бы одинокая представительница людского, а не технетского рода: в небольшой, тесно уставленной всякими необходимыми в быту вещами, достаточно темной (снаружи перед окном первого этажа узкая полоса земли была засажена разросшимися кустами, посаженными, надо думать, еще прежними жителями), но по-своему уютной; впрочем, Милову сейчас наверняка показались бы уютными любые четыре стены, в которых можно было укрыться от возможного наблюдения и хоть немного перевести дыхание. Повинуясь жесту хозяйки, он протиснулся между диваном и шкафом и с удовольствием уселся на стул возле небольшого стола, на котором, к некоторому своему удивлению, Милов увидел телефон и механически запомнил написанный в рамочке номер. Больше ничего интересного не было. Милов расслабился и почувствовал, что изрядно устал и ничего не имел бы против и более серьезного отдыха. А перед таким отдыхом — и это Милов тоже ощутил весьма недвусмысленно — он не отказался бы и от предложения съесть что-нибудь, и чем больше, тем лучше.
Однако такого предложения не последовало. Похоже, что, приведя нового знакомца к себе и усадив на стул, хозяйка комнаты сочла свою миссию выполненной и долг погашенным и потому перестала обращать на него вообще какое бы то ни было внимание. Правда, и сама она не стала ни есть, ни пить (возможно, технетам и не полагалось держать дома съестное); действуя так, словно кроме нее в комнате никого не было, она сняла куртку, а затем и джинсы, в которых была на улице (при этом Милов скромно потупил взор, однако техналь даже и не покосилась в его сторону, так что при желании он мог глазеть на нее сколько угодно), и накинула домашний халатик точно так же, как это сделала бы обычная женщина. Потом села в углу дивана, откинулась на спинку и закрыла глаза. Похоже было, что отключилась. Возможно, технеты были снабжены специальным устройством, позволявшим им выключаться, когда никаких действий не требовалось, — просто ради экономии энергии. Это было целесообразно, и Милов на миг пожалел, что люди — и он в том числе — подобным механизмом не обладают и вынуждены расходовать энергию даже во сне.
Улочка, на которой стоял этот старый трехэтажный дом с первым каменным, а остальными — бревенчатыми этажами, с обширным двором, по периметру которого теснились то ли сараи, то ли гаражи, в далеком прошлом являвшиеся, похоже, конюшнями, — улочка была глухой, и когда оба находившихся в комнатке существа устроились на своих местах и перестали производить какой-либо шум, их окружила глубочайшая тишина, в которой, если вслушаться, наверняка можно было бы уловить, как шуршит, утекая безвозвратно, время и еще — как подкрадывается сон. «Сон идет на мягких лапах…» — вспомнил Милов стихи времен своего детства и ненадолго увидел себя ребенком в московском переулке, около дома, в котором тогда жил, себя в толстой шубейке и круглой меховой шапке, с лопаткой для снега в руке; длинная машина «линкольн» остановилась напротив дома и громко сказала: «Олулэ» — так воспринимал он звуки ее клаксона в то время… Сигнал повторился — Милов встрепенулся, сон отпрыгнул в сторону, как напуганный зверек, унося с собой и переулок, и мальчика с лопаткой.
Сигнал был наяву. Милов шарил рукой в поисках пистолета, потом сообразил, что пистолета у него нет, оружие осталось далеко. Просигналившая машина, судя по утихавшему звуку, проехала мимо, никакой опасности не возникло, если не считать угрозы умереть с голоду, как подумал он, внутренне невесело усмехнувшись и уже окончательно просыпаясь.
Звук проехавшей мимо машины разбудил не только его; техналь тоже открыла глаза, посмотрела на него — сперва недоуменно и со страхом, через мгновение — осмысленно, узнавая и вспомнив. Хозяйка выглядела совершенно так, как любая только что проснувшаяся женщина, и Милов улыбнулся ей точно так же, как улыбнулся бы женщине.