Вагон, как в конце концов все-таки выяснилось, был нормальный вагонзак; в этом отношении цивилизация технетов ничем не отличалась от людской. И — как и в родной стране — пассажиров в этот вагон набили больше, чем полагалось по нормам, впрочем, нормы тут как раз могли быть другими. Технеты, пока их выводили и грузили, вели себя тихо и спокойно, принимая все происходящее, надо полагать, как должное и совершенно естественное. И то, что есть не давали, тоже, кажется, никого не смущало и не расстраивало даже. Милов постарался отнестись к этим мелким неурядицам философски, чтобы, во всяком случае, не выделяться из общего рада. Утешал он себя тем, что слишком больших расстояний в этой стране не было, а значит, теснота была явлением быстропреходящим, и ее можно было потерпеть. Что же касается настойчивого желания съесть что-нибудь, то обуздывать его Милов научился давным-давно, еще в ранней молодости.
Вагон немного погоняли по рельсам туда-сюда, потом все-таки прицепили к чему-то — и поехали. Когда тронулись, была уже ночь, и пришлось примириться с тем, что никакой информации о направлении, в котором их везли, он не получит; правда, увидеть он благодаря конструкции вагона ничего не сумел бы и средь бела дня, но тогда можно было бы что-то если не услышать, то хоть угадать по звукам, которых в рабочее время всегда больше и которые громче; а сейчас была тишина, во всяком случае, в вагон ничего не долетало, и оставалось, как это было сказано в давнем романе, ждать и надеяться.
Когда тронулись, была уже ночь, и пришлось примириться с тем, что никакой информации о направлении, в котором их везли, он не получит; правда, увидеть он благодаря конструкции вагона ничего не сумел бы и средь бела дня, но тогда можно было бы что-то если не услышать, то хоть угадать по звукам, которых в рабочее время всегда больше и которые громче; а сейчас была тишина, во всяком случае, в вагон ничего не долетало, и оставалось, как это было сказано в давнем романе, ждать и надеяться.
Проехали с остановками на разъездах около пяти часов; потом остановились и долго ждали чего-то после того, как их отцепили от поезда. Наконец приказали выходить. Снаружи уже светлело, однако сразу сориентироваться не удалось: им дали команду ложиться на землю, рылом в траву, и не шевелиться, а если кому что нужно — терпеть, а если уж стерпеть никак нельзя — позвать ближайшего караульного. Один немедленно воспользовался этим разрешением, и ему действительно позволили совершить требуемое; однако при этом бедняге досталось не менее десятка раз прикладом по спине и кулаком по шее и в разные другие места, так что на свое место вернулся он в согнутом состоянии. Урока хватило, и еще полчаса — столько пришлось пролежать, поеживаясь от рассветной свежести, — все терпели с истинно технетской выдержкой. Для Милова же этот эпизод послужил источником новой информации, а именно: процесс дешлакизации у технетов ничем не отличался от такого же у людей; во всяком случае, внешними проявлениями не отличался, а там кто его знает.
Наконец кто-то приехал и что-то приказал. Привезенных подняли, построили в колонну и повели по приятному проселку. Тут уж никак нельзя было помешать Милову смотреть и соображать; однако и глядя, он не увидел особенностей, что позволили бы ему определить, в какие же это места их завезли: дорога не была оборудована никакими указателями или знаками, местность же была такой, что вполне могла относиться к любому району бывшей Каспарии; как говорится — ткни пальцем и не ошибешься.
Шли около часа, следовательно, находились километрах в пяти от места, где их выгрузили, когда в окружавшей их картине стали замечаться какие-то изменения. Исчезли часто попадавшиеся группы деревьев, что никак не означало, что из климатической зоны лесостепи они переместились в степную, но говорило лишь о том, что тут в свое время позаботились вырубить все, что росло, — вероятно, для того, чтобы улучшить обзор и лишить какого-либо укрытия тех, кому таковое могло понадобиться; однако известно, что укрытие может требоваться лишь неблагонамеренным, законопослушные же ничего не скрывают и не имеют поводов укрываться даже от налоговой инспекции, не говоря уже о прочих инстанциях. Значит, в этих местах признавалось возможным появление неблагонадежных существ; это стоило взять на заметку. Дальше стало еще интереснее: раз и другой невдалеке от дороги попались характерные бугорки, в которых привычный взгляд Милова без осечки опознал неплохо расположенные для контроля над местностью и удовлетворительно замаскированные пулеметные дзоты, сиречь дерево-земляные огневые точки; амбразуры их были деликатно укрыты кустиками, которые, судя по желтизне листочков, ухитрялись расти тут без корней. Можно было предположить, что вновь доставленные постепенно приближались к объекту достаточно важному для того, чтобы охранять его при помощи фортификационных сооружений. Что же, подумал Милов, возможно, мне следует поблагодарить тех, кто постарался запихнуть меня в эти края даже и таким непрестижным образом: на какие только жертвы не пойдешь ради информации, а тут она имелась, это он чуял, как говорится, верхним чутьем. База — ничем другим это не могло быть. То есть его сюда доставили, как он и хотел, за казенный счет и без всякой волокиты с оформлением пропуска.